Будни гляциолога.
Кто не знает, это специалист, который исследует льды.
За работой его сфотографировал Антон Насыров
* *
Пару месяцев назад я почувствовал себя идиотом. Которому не статьи писать, а улицу подметать. Причем, поганой метлой.
Меня вербовали в один московский медиа-холдинг – в качестве обозревателя нового журнала.
И после беседы с директором милая 20-летняя девушка из кадровой службы вручила мне лист бумаги: «Это ваш жоб-оффер. Поставьте, пожалуйста, здесь свою подпись».
Тут во мне сыграла семейная традиция.
Дед в 30-40-е года пару раз обживал тайгу по распоряжению товарища Ягоды (далее – Ежова, Берия). И вывел из сего опыта два постулата.
Первый: советская власть – [цензура].
Второй: ничего не подписывай, не прочитав.
В данном случае завет деда вступил в явный конфликт с победным шествием новой эпохи. Потому как я не мог не только прочитать сей документ, но и понять, что это за зверь такой – жоб-оффер.
«Не знаете, что это? – поползли вверх бровки девушки. – А как вы вообще собираетесь работать у нас с таким уровнем развития?»
ИДИ ТЫ В ЖОБ-ОФФЕР
Парировать было нечем. На ее стороне – сокровенное знание этого загадочного понятия, а на моей – только 20 лет работы в журналистике и докторская диссертация, да и та пока незаконченная.
И я ушел, палимый солнцем и стыдом.
Позже выяснилось, что жоб-оффер – это предложение о работе.
Это мне разъяснил старый однокашник из числа нового поколения менеджеров, делающих успешную карьеру в преуспевающей корпорации.
Однокашник показывал мне отремонтированную с иголочки квартиру:
– Тут у меня музыкальный центр, тут диван, тут СВЧ-печь, а там будет стоять рефрижератор.
-Чего там будет стоять? – удивился я, полагая, что целый грузовик в обычную московскую квартиру не влезет. И евроремонт не поможет.
– Рефрижератор, – объяснил бывший сокурсник покровительственно.
– Холодильник что ли? – наконец дошло до меня.
– Ну, да, раньше было такое слово.
Я подошел к Владу и положил руку ему на плечо.
– Послушай, старина, – начал я проникновенным тоном. – Я смирился с тем, что ты работаешь чиф-файншнл-офи… в общем, кем-то работаешь. Смирился, что ты занимаешься то ли подготовкой бренчей, то ли анализом трендов.
Смирился, что мы перестали вместе обедать в нашем любимом ресторанчике и ты теперь ходишь исключительно на «бизнес-ленч» и как людоед жрешь там что-то сырое под названием «сашими».
Я даже готов терпеть, что в твоем доме невозможно смазать сосиску обыкновенной горчицей, а вместо этого ты подсовываешь зеленый пластилин под именем «вассаби». Но «рефрижератор» вместо холодильника…»
И ВЫРВАЛ ГРЕШНЫЙ МОЙ ЯЗЫК?
В предыдущем абзаце я попытался вместо «целый грузовик» написать слово «цельный». Но мой компьютер не позволил.
С зубовным скрежетом он включал автоматическую программу транслита и вместо «цельный» у меня выходило «Wtkmysq».
«А может в этом и есть сермяжная правда?» – тоскливо думал я после четвертой попытки. – Может, русскому языку пора на свалку истории? Ну, подумаешь, Пушкин, Толстой… Ну, подумаешь, бабушки и дедушки поймут своих внуков только с переводчиком… Зато все получим по жоб-офферу и начнем «арбайтен» по западным стандартам».
Как невинно сейчас выглядит то, что лет двадцать назад называли «иностранщиной».
Тогда вместо мышления мы вдруг получили «менталитет», оригинальность и качество стали называть «эксклюзивом»,
а образ – «имиджем».
Даже появление «франчайзинга» и его старшего брата «мерчендайзинга» теперь вспоминается с умилением.
Хотя тогда казалось, что это, как минимум, имена чертей из 9-го круга дантовского ада. Выяснилось, что все это было детским лепетом на фоне могучего сашими… – тьфу! – цунами заимствований, которое превращает сегодняшнее общение русских профессионалов в обезьяний цирк.
Недавно у меня в одной из редакций поинтересовались, в чем заключается «хэви-контент» моей статьи.
«Не знаю, – обескуражено ответил я. – Вот идея вроде есть, стиль тоже, говорят, присутствует. Вот цифры, вот факты, вот комментарии… А «хэви-контента»… боюсь, что нету совсем… А что, сильно скажется на гонораре?»
Оказалось, сильно: без «хэви-контента» никак. И это у них все рерайтеры и копирайтеры знают…
С этой редакцией мы тоже расстались.
Потому как я объяснил, что всегда считал себя журналистом. К тому же, простите за атавизм, русским журналистом.
Плюс – отношусь к тому поколению, которое появилось на свет немного раньше пейджеров и Виндус98.
Мол, «рерайтеров» мы еще в 17-м году «контентом» по «ньюс-руму» гоняли.
А десять лет назад в одной конторе, ознакомившись с моей биографией, сообщили, что по своим данным я идеально подхожу на место аккаунт-директора.
«Идеально – это правильно, это прям про меня, – радостно согласился я. – И директором быть мне импонирует. В общем, я согласен. Только для начала объясните мне одну вещь. Что такое аккаунт?»
Ныне я, как и огромное количество обитателей России, знаю, что такое «аккаунт».
Знаю и много других слов. Но, хоть убей – не понимаю: какого контента надо повально заменять русские слова англицизмами?
Почему «кадровика» надо обзывать «ханд-хантером»?
Он от этого умнее становится? Или работает эффективнее?
Зачем вместо премии выплачивать «бонус»?
Он больше, чем премия? Если больше, то я согласный…. Не больше? А чего тогда?..
А почему «тенденция» теперь называется «трендом»? А марка – «брендом»? Который к тому же пол России пишет через «э» – брэнд.
Как приснопамятная пишущая машинка с турецким акцентом в конторе «Рога и копыта».
Еще одно словечко вошло в обиход – «на аутсорсинге». Красиво!
По-русски – на подряде. Четко и ясно.
У меня, например, сантехник работает на подряде, когда в унитазе га… контент застревает. Но я боюсь, что если он начнет ко мне «на аутсорсинге» ходить, то бутылкой я не обойдусь. Впрочем. Уже.
Недавно унитаз хотел починить. Звонок.
Открываю дверь и упираюсь взглядом в лакированные ботинки.
А над ботинками интеллигентное такое лицо без привычной синевы.
«Специалиста по фаянсу вызывали?» – поинтересовался владелец лица с ботинками.
«Чегой-то?» – слегка опешил я.
«Вы унитаз меняете?» – поморщившись от непонятливости клиента, холодно осведомился сантехник.
– «Я, да… а… это… где дядя Коля?»
– «На пенсию вышел», – ботинки проследовали в мой сорти… простите, «дефикат-рум».
«Ну все!» – понял я. – «Это мне дорого обойдется».
И точно – выложил за установку в два раза больше стоимости самого унитаза. Хотя так и не понял, чем работа «специалиста по фаянсу» отличается от дяди-колиной.
СЛОВЕСНЫЙ АПГРЕЙД
Оказалось, что отличается.
Ибо «как вы яхту назовете, так она и поплывет».
Ибо, говоря словами героя Джигарханяна в «Собаке на сене»:
«Дороже стоит граф!»
Например, предлагает вам некое учреждение провести обучение сотрудников. Как ныне принято – однодневное: «мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь».
Много за это дадите? Вряд ли.
А если назвать это «коач-сейшн»? Ага! «Коач-сейшн» – это вам не баран чихнул, тут уж, понятно дело, придется раскошеливаться.
А еще можно покормить обучаемых в перерыве. Накладно?
Можно плеснуть кофе с сушками и обозвать это «брейк-кофе» – тогда обычное скупердяйство выглядит стильно и современно.
И за апгрейд можно взять гораздо больше, чем за обычную переустановку комплектующих.
И «девелопер» выглядит куда почетнее (пардон – эксклюзивнее), чем «застройщик».
Потому как застройщики, шельмы, на Руси спокон веку приворовывали. А девелоперы – они инвестируют. Совсем другой колер.
Что мы имеем в сухом остатке?
Погоня за иностранщиной постепенно теряет всякий смысл и превращается в самоцель.
А от специалистов часто требуется не подлинное знание своего дела – будь то строительство торговых центров или установка унитазов, – а владение заморским сленгом. Главное – глянец на фаянс навести.
Зато заимствования предоставляют широчайший простор для маскировки собственной несерьезности и несостоятельности.
Например, российские банки, наперегонки раздающие кредиты по ростовщическим ставкам, озаботились дилеммой – то ли больше клиентов охомутать, то ли проверять кредитоспособность заемщиков. И придумали экспресс-проверку под названием «скоринг».
Звучит солидно.
Но в отрыве от европейской практики, где за каждым клиентом стоят многолетние кредитные истории, выглядит этот самый «скоринг» просто.
В былые времена его можно было понаблюдать на любом вокзале. Правда, под другим именем – «наперстки».
Потому как до уровня хотя бы кроссворда эта система проверки никак не дотягивает.
Автор как-то проверил этот самый «скоринг» на себе.
В крупном торговом центре с интервалом в пять минут я подал заявки на одинаковый кредит в два отделения одного и того же банка. «Скоринг» длился 20 минут.
И по прошествии этого времени в одном отделении мне сообщили, что «к сожалению, в кредите вам отказано», а в другом – тут же выписали искомую сумму.
В обоих случаях у клерков были очень важные лица. Оно и понятно: «скоринг» – дело серьезное.
Банки вообще большие новаторы в деле усовершенствования нашего убогого языка.
Чего стоит словосочетание «визуальный андеррайтинг».
Вам страшно? Мне – нет. Потому как это значит, что 20-летнего клерка обучили «на глазок» определять кредитоспособность заемщиков.
Мол, если дядя пришел с грязью под ногтями, в порванной тельняшке и с татуировкой «Здесь был Вася» на левой ягодице – это «не наш клиент».
И вообще, не девелопер он никакой: наврал, подлец, в анкете.
Опять же из личного опыта: сижу в банке, заполняю вместе с кредитным экспертом заявление на ссуду.
Доходим до пункта «ваш месячный доход».
Когда я поставил «4,5 тыс. долларов», юный клерк снисходительно улыбнулся:
«Простите, но я вам не верю».
– «Почему?» – искренне удивился я, благо профессия моя весьма публична и доходы легко поверяемы.
– «А на вас кроссовки, – объяснил «визуальный андеррайтер». – У меня зарплата 700 долларов, я и то туфли от Карло Пазолини покупаю».
Тут настала моя очередь улыбаться:
«Дитя мое, поверьте, когда вы будете зарабатывать больше 4 тысяч долларов в месяц, вам, возможно, будет глубоко плевать от Карло Пазолини на вас обувь или от папы Карло»…
Вал заимствований породил еще один эффект: теперь мат в обычном российском офисе – не роскошь, а средство связи.
Из прерогативы прорабов русский мат перешел в язык журналистов, финансистов, биржевиков и проч. и проч. Потому как заимствования лишают нас всех нюансов и эмоций родного языка.
Судите сами: везде ныне устанавливают «дед-лайн».
Ну и что? Как понять русскому человеку, что уже наступил не «просто дед-лайн», а «очень сильный дед-лайн»?
А вот если к слову «дед-лайн» добавить что-то вроде «Абанамат!», то становится ясно: работу пора сдавать. Иначе бонусов не будет.
КАЖДЫЙ ПИШЕТ КАК ОН СЛЫШИТ
Полтора года назад мне пришлось по работе отправиться на Чернобыльскую АЭС.
И самым необычным, неестественным, аномальным там показались вовсе не вид циклопического саркофага над печально известным 4-м реактором, не двухметровые мутировавшие сомы в обводных каналах и даже не покинутые людьми городки в «зоне отчуждения».
На одном из участков дороги, среди мотков колючей проволоки и бетонных блоков КПП, у которых дозиметристы в желтых куртках «слушают» выезжающие из «зоны» КамАЗы, зажато строение с надписью «Duty free».
«Зону» пересекает украинско-белорусская граница и на этом участке воздвигли магазин бесплошлинной торговли.
Мол, все как положено в «большом мире».
Только неясно, что выглядит большей мутацией.
И вот здесь и таится опасность.
Любой психолог скажет, что название вещи или явления в конечном счете влияет на их восприятие.
Сломанный язык приводит к сломанному восприятию мира. К сломанному менталитету, наконец, да простит меня Даль.
Например, одна моя знакомая недавно сообщила, что она меня «зафрендила».
«Я щекотки боюсь!» – на всякий случай предупредил я и поинтересовался, что это такое.
Выяснилось, что наши блоги в Интернете теперь соединены. И мы можем там «френдить». То есть дружить.
Потому что она много работает и дружить «в реале» не имеет времени. Поэтому только «френдит». А для более интимных отношений у нее «аська».
«Френдить» я отказался.
Во-первых, лень писать «за бесплатно».
Во-вторых, как сказал бы сейчас поэт, «дружить бы рад – зафрендиваться тошно».
Что-то в этом есть неестественное. Как у модных ныне стразов от Сваровски: хорошее имя для подделки.
А недавно у семейной пары моих друзей – очень современных – случился кризис.
Она работает в «бэк-офисе», он сидит в «ньюс-руме».
Она занимается клирингом, а он, как гласят буклеты его фирмы, «дизайном&версткой».
И вот в семье – кризис&скандалы.
Маячит развод и девичья фамилия.
И ушли мои друзья в «поиски себя».
«Жена считает, что нам надо перестроить наш «лайф-стайл», – рассказал мне Андрей. – «Она ходит на комьюникатив-тренинги и мы занимаемся ментальным сексом».
«Чего вы делаете?» – переспросил я.
«Ментальным сексом занимаемся», – повторил мой друг.
– «Да уж это точно!»
– «А чему ты смеешься?»
– «Да просто… ты никогда не думал как словосочетание «ментальный секс» переводится на русский?…».
Думал он примерно с минуту.
«Так это что ж… получается… что мы заняты мозгое…вом?»
«Вот именно, Андрюш.
А заодно этим занята та самая комьюникатив-коач-тренинг-фирмешка, которой твоя жена каждый месяц отдает триста долларов. Так что отбери у нее деньги, купи на них цветов и хорошего вина, подкарауль вечером дома и попробуй отделить слово «ментальный» от слова «секс». Можешь колотушкой добавить… больше будет пользы… для «лайф-стайла».
Любопытно, но совет подействовал. Уж больно сильное впечатление на моего друга произвел перевод «ментального секса».
КТО Я? ГДЕ Я?
Забавно, что апологеты «рускости» и «советскости», когда-то рьяно бичевавшие «поклонников Запада», во многом оказались правы.
«Сегодня он танцует джаз, а завтра родину продаст».
Мы думали, что это смешно, а выяснилось, что в России это вполне реально. И есть куча людей, готовых соглашаться и даже присоединиться к убийству родного языка.
Высокие слова?
Да, это нынче – вне «трендов». Но почему-то не хочется идти на «блокбастер» и жевать там «поп-корн».
Лучше посмотрю кино и съем кукурузу. И почитаю на досуге «Дом с мезонином».
Потому как боюсь, что в варианте «Коттедж с пентхаузом» мы что-то потеряем. Что-то важное и нужное. На фоне которого опасность оказаться «сырьевым придатком» Запада куда как менее неприятна.
Потому что есть опасность оказаться его «ментальным» придатком.
…Очень не хочется показаться ретроградом.
Понятно, что язык – дело живое и ему приходится меняться и впитывать в себя новое.
Понятно, что когда-то «трамвай» и «тротуар» казались надругательством над русским языком. И автор вовсе не призывает вместо «алло» говорить в телефон: «Внимаю». Но…
Есть смысл все же хоть иногда задаваться простым трудом – перевести на русский. Чтобы случайно не потратить жизнь на… ментальный секс.
P.S. Кто знает, как отключить этот чертов транслит?
© Ян Арт
Обозреватель журналов «Профиль» и “BusinessWeek Россия”
