Эта история произошла, по моим ощущениям, лет сто назад. А может и все двести. Евдокия тогда была юной и малоинформированной в области мироустройства, а осень – дождливой и мокрой, в отличие от нынешних, похожих на лето, забывшее закрыть за собой дверь.
О ту осеннюю пору, все подопечные моих знакомых собачников выходили гулять в комбинезонах, попонках, курточках, резиновых сапожках и дождевиках с капюшонами. Одна лишь моя дворянка бегала по лужам босая и простоволосая, а грязь, отбрасываемая дворянскими пятками, свисала толстыми сосульками с пушистой Дусиной задницы.
И в один, далеко не прекрасный день, стоя посреди грязной ванной, в мокрой и грязной футболке, после купания грязной Евдокии, я решила:
– Всё! с меня довольно! – И на следующее утро пошла в местный собачий салон, где приветливая девочка в течение часа помогала мне выбрать комбинезон для Дуси.
Остановились на роскошном оранжевом дождевике с капюшоном и кармашками по бокам. Мой пуховик вкупе с сапогами стоил в два раза дешевле. Но я представила, как Евдокия покатится ярким апельсином по серым парковым аллеям, и как заносчивый хозяин Дусиного обожателя – золотистого ретривера Леля, восхищенно присвистнет «ни фига себе!», и решительно сказала:
– Беру!
Вечером, как обычно, Дуся, подвывая «писять, писять», скакала перед входной дверью в предвкушении прогулки.
– Дусь, погоди – сделала я таинственное лицо, – у меня для тебя сюрприз.
И достала из шкафа оранжевое чудо.
– Это зачем? – насторожилась Евдокия.
– Это называется комбинезон. Я надену его на тебя, чтобы ты не намокла и не испачкалась во время прогулки. Смотри, какой красивый. Тебе нравится?
– Мне надо подумать – сказала Евдокия, развернулась и ушла в спальню, где, судя по грохоту, полезла под кровать.
– Дусь, а как же писять? – крикнула я ей вслед.
Тишина была мне ответом.
– Ах, так? – обиделась я за нас с комбинезоном. – Тогда я одна пойду гулять. Что передать Лелю?
И стала отпирать дверные замки. На последнем замке из спальни показалась Евдокия.
– А это не больно? Ну, этот, твой сюрприз.
– Что ты, Дусечка! – обрадованно зачастила я. – Это совсем-совсем не больно. Вот сюда вставляем одну ножку, сюда – вторую, сюда – третью… где у нас третья нога? где нога, я спрашиваю? зачем ты ее поджала? вставляем… разогни ногу, что ж она у тебя, как кочерга? сунь ногу сюда… сунь, я говорю… теперь четвертая нога… в эту дырочку – хвостик… теперь застегиваемся… черт, маловат комбинезон… Дусь, живот втяни… еще… так, одна липучка есть… сильней живот втяни… что ж ты так разъелась-то… сделай вдох… глубже… еще глубже… есть!!!!!
Я отошла в сторону, чтобы полюбоваться на дело рук своих. Долго любоваться не пришлось, потому как Евдокия с глухим стуком упала набок, и осталась лежать неподвижно, как конная статуя, растопырив негнущиеся ноги во все четыре стороны.
– Дусечка! – испугалась я. – Что случилось? Как ты себя чувствуешь?
– Как никогда – сдавленным голосом сказала Евдокия и закрыла глаза.
Трясущимися руками я схватила лежащую на обувной тумбе телефонную трубку, и набрала нашего ветврача Витюшу.
– Пообедать не дадут – недовольно сказала трубка, хрустя то ли яблоком, то ли огурцом. – Что там у вас?
– Виктор Николаич! Миленький! – заорала я. – Дуся упала, лежит, не дышит, умирает, спасите, помогите!
Трубка поперхнулась и закашлялась.
– Погоди, не кричи – сказал Витюша. – Что было перед тем, как она упала?
– Я надела на нее комбинезон.
– И что – она каждый раз после этого падает?
– Да мы сегодня впервые его надели, раньше она голой гулять ходила.
– Ясно. Немедленно раздевай собаку.
Я бросила трубку и стала расстегивать все эти липучки, кнопки и крючки. Как только я стащила комбинезон, Евдокия встала и снова направилась в спальню. На полдороги вернулась, раскорячилась посреди коридора и напрудила здоровенную лужу.
– Ну, что там у вас? – ожила трубка. – Дышите?
– Писяем – радостно доложила я.
– Ага – удовлетворенно сказал Витюша. – Можете заодно и покакать, вряд ли вы сегодня куда-то уже пойдете. А комбез, скорее всего, будешь носить сама.
Трубка заржала, хрустнула то ли яблоком, то ли огурцом и отключилась.
Эту историю я рассказала своей портнихе Танечке во время примерки. Татьяна смеялась до икоты, потом нашла у себя кусок плащевки и сшила чудесную попонку, в которой Дуся до прогулки выглядела, как цирковая лошадка, а после – как конь, которого бросил есаул. Зато под грязными одеждами мой конь был сух и чист, и когда я заводила его в стойло, оставалось только вытереть конские ноги насухо, и закинуть в стиралку испачканный дождевик.
А комбинезон у нас и до сих пор хранится – на память о тех счастливых временах, когда мы не догадывались, что счастливы.
(с) Людмила Старцева