Жизнь внутри зоопарка это еще тот аттракцион.
Мася дожидается, пока я засну и в темноте ползет по кровати вверх, кладя мне голову на грудь.
Со сна мне кажется, что я молод и покровительственно кладу руку на женщину, внезапно обнаруживая, что она вся обросла мехом. Удовольствие среднее.
Собаки учатся друг у друга плохому, Шарик научил Масю тырить со стола и даже с плиты, а она – выражать свою радость высокими прыжками с опорой на корейца.
Спереди он орет, поэтому нежный Шарик придумал другую игру – опирается в прыжке сзади, а так как весит он, как мерин, матерясь и теряя тапки, я бегу какое-то время.
Кошка охотится на меня.
Уже привык, что отправившись по темным коридорам избавиться от несжимаемой жидкости, меня хватают из-за угла мягкими лапами за толстые лодыжки.
Кстати, о жидкости.
Масечке по утрам не хочется проситься на все еще холодный двор и дабы продлить утреннюю негу, она быстро соскакивает с кровати, бежит в зал, писает посередине и, улыбаясь, снова ныряет под одеяло.
Я, конечно, буду ругаться, вытирая спросонья лебединое озеро, но это когда еще будет.
– Масечка, вы не стесняйтесь, будите меня, я вас выпущу.
– Ах, оставьте, к уставу нельзя относится догматично.
Ко всему уже привыкший Сашка, совершает балетные прыжки через эту декорацию, поминая недобрым словом, почему-то меня.
Это несправедливо, потому что мы с Шариком, как джентльмены, метим исключительно углы.
Сашка, допрыгав до кухни, врубает Моцарта, он его приводит в благостное состояние духа.
Если дух, все-таки, оказывается сильнее, Саша мрачно бурчит.
– Все эти великие сопрано, суть несчастные, недотраханные бабы, поэтому у них такие холодные голоса. Так поют ледяные статуи или Снежные Королевы…
Я же, поправляя очки, стряхнув с себя кошку и взявшись за ссанную тряпку, заступаюсь за великих баб, заявляя, что Моцарт из Австрии, а все возвышенное в Европе, слегка холодновато.
Вот Мася не сопрано и не австриец, поэтому свежая лужа совсем не возвышенная, да.
Максим Цхай
