Про собаку, но не печальное.
Во втором классе родители подарили мне щенка овчарки, чтобы я гуляла: меня невозможно было выпереть на улицу.
Вега стала моим лучшим карифаном на всю мою школьную жизнь. Мы росли вместе, шастали по лесам и на реку, я с ней научилась плавать – сперва просто болталась в воде рядом, руку ей на холку положив, а потом как-то взяла и поплыла. Плыву, а она рядом.
Она всегда была рядом, и я с ней никогда ничего не боялась. Любила я её очень. И как-то, в компании своей – все подростки, лет нам было уже по 15, – зашел дурацкий разговор, кто из нас мог бы убить человека, а если да, то за что.
Я не помню, кто из нас назвался потенциальным убийцей, кроме меня – я сказала, что убила бы за Вегу.
Ну, и я действительно бросилась бы на все амбразуры, если бы моя собака оказалась в опасности. Я тогда так чувствовала.
Это вообще страшный выбор, сейчас-то понимаешь, что не дай Небеси, но в подростковье, во-первых, море по колено, а во-вторых, @издеть не мешки ворочать.
Прошло сколько-то немного времени.
Мы с подружкой и Вегой пошли на реку. Дорога шла через лесопосадки: просёлок, с двух сторон зажатый деревьями и кустарником. Собака моя чуть впереди, мы сзади.
Откуда там было взяться машине, хрен его знает, там было очень узко – но вот взялась: нас нагнала серая волга, мы буквально вдавились в кусты, чтобы ее пропустить – и, не снижая скорости (небольшой, но), проехала вперед, ударила не успевшую отскочить собаку мою в бедро.
Вегу отшвырнуло в кусты.
Дальше всё произошло очень быстро и одновременно очень медленно.
Я увидела булыжник. Дальше – я увидела, как поднимаю его и швыряю в заднее стекло волги. Как разбегаются трещины по стеклу.
Как останавливается машина.
Как из нее выходят два мужика и идут на нас.
Я не подняла этот камень.
Надо, надо было разбить им стекло.
Я же уже видела эти трещины – почему остановилась?
С собакой пронесло: ушиб, обошлось без переломов.
Она прожила почти 15 лет.
Тогда, когда я не подняла камень и не запустила им в машину, ей было лет семь или восемь.
Я до конца ее жизни чувствовала себя перед ней виноватой, потому что не кинула камень в машину. И мучилась половину жизни своей, вспоминая – да что там вспоминая: не умея забыть этот позорный случай – когда я так стрёмно сачканула.
Ужасно и непростительно.
Сколько тыщ раз я мысленно переигрывала эту ситуацию, не знаю.
Я представляла, как поднимаю камень, с разворота бросаю его в эту волгу, слышу удар, вижу, как разбегаются трещины по стеклу, как волга останавливается и оттуда выходят – сколько тыщ раз мне – потом – было наплевать, кто оттуда выходит, в каком количестве и что происходит дальше – главное, я бросила бы камень и разбила стекло. Так было бы правильно.
Когда мне было уже под 40 (лет) и я прилетела в родной свой город, мы собрались: бывшие друганы, поредевшие наши ряды компенсировались тем, что мы все стали значительно толще.
Сидели, пили, что-то вспоминали, ржали, ужасались.
– А помнишь, – вдруг Светка, та моя подружка школьная, говорит, – как ты каменюкой в волгу зае@енила?
И кто-то тут же подхватил:
– О, шикарная история.
Этот случай среди наших был чем-то типа легенды, оказывается: как Белоиван зае@енила в волгу булыжником и разбила ей заднее стекло.
– Да, – сказала Светка, – ты очень борзая была.
У меня буквально пол под ногами качнулся.
– Я, – говорю, – не очень хорошо помню. А дальше что было? Из машины кто-то вышел, а дальше?
– Не, – Светка отвечала, – они же не остановились.
——-
Я примерно знаю, каким образом вышло, что я запомнила этот случай, как несостоявшийся, но про психологизмы рассусоливать не хочу. Предпочитаю считать, что количество моих страданий перешло в качество и я таки изменила прошлое, хотя первый вариант (пусть и с психологизмами) меня украшает больше.
Лора Белоиван
