Каждый год в эти декабрьские дни люди говорят мне:
– … как же я устал… Господи, как я устал…
Но в этом году люди еще говорят:
– Я все забываю. Голова не работает совсем. Не помню, кому надо ответить, запланирую что-то – и немедленно забуду, если не запишу, а если не забуду, то потом долго думаю, нафига?
Нафига это вообще все?
Пообещаю позвонить – и не могу вспомнить, кому.
Часами куда-то собираюсь.
Что это со мной, – испуганно спрашивают люди, – это прокрастинация, да? Она от лени? Это старость? Или склероз?
Нет, я полагаю, нет.
Не может у всех нас быть склероза – а жалуются поголовно все, как под копирку.
Это, мои хорошие, такая реакция на пандемию.
Уже два года мы живем в мире, который то включают, то выключают. В котором то открываются, то закрываются кофейни, больницы, границы, в котором вакцина то всех спасет, то уже никого не спасет.
В котором до такой степени непонятно, кому верить, что все сначала перестали слушать на ютубе ролики вирусологов, потом политологов, потом конспирологов.
Я теперь уже включаю только поющие чаши для медитации.
Поющие чаши ничего не обещают, и, следовательно, не обманут.
Казалось бы, какая связь между пандемией и нашим персональным пугающим ощущением «голова не работает»?
Тут надо вспомнить, что потребность в ориентации, в том, чтобы понимать, как устроен мир вокруг нас – ключевая для человека.
Не только на предметном уровне «вот здесь дом, здесь школа, здесь река, а там киоск с шаурмой».
Но и на уровне смыслов «вот это едят, а от этого убегают».
И на уровне ценностей «вот это хорошо и правильно, а то – плохо и наказуемо».
Но мир продолжает переворачиваться каждый день.
Почему вот эту штуку одни едят, а другие от нее убегают?
Почему вчера уважаемые люди говорили одно, а сегодня другое? Получим ли мы модель мира, которая проживет без обновлений хотя бы дней 30, чтобы можно было к ней привыкнуть?
Постоянные перевороты вызывают огромную усталость мозга.
По сути, мы начинаем каждое утро так, как будто упали с моста.
Ощупываем себя со всех сторон, чтобы понять, все ли внутренние опоры на своих местах.
Где мы вообще теперь?
Что с работой? С учебой?
И что имеет смысл делать, если завтрашнее утро, вероятно, начнется так же.
Падением с моста.
И послезавтра.
Хотя, возможно, никакого послезавтра вообще нет.
Для мозга наступил мир без послезавтра.
Мы перегружены новой информацией, она валится хлопьями, как мартовский снег, и пока не сложилась ни в какую систему.
Когда нет системы и не видно перспективы, мы переходим в режим экономии ресурсов.
А в этом режиме мозг худо-бедно готов вкладываться в две вещи.
Во все, что связано с безопасностью. Или хотя бы с иллюзией безопасности. Я купила пуховое одеяло. И во все, что связано с отношениями с близким кругом. Скандалы-разборки, подозрения, ревность, а ты меня любишь, нет, ты меня не любишь, он ее любит, а она его нет, они не любят нас, обними меня, давай поговорим, еще раз обними, почеши вот тут, нет, вот тут, где ухо, нет, у нас ничего не получится, предыдущие 20 лет были ошибкой.
Это все мозг готов пережевывать до бесконечности, потому что отношения в стае, подсказывает нам инстинкт, это то, что поможет нам выжить. Хоть в эпидемии, хоть в атомной войне.
А идея эффективности и «все успеть» вызывает у истощенной психики приступ смеха, похожего на икание.
Что успеть? Что теперь важно? Карьера? Работа? Учеба по зуму?
Кругом иллюзии. Кругом ложь.
Кстати, может бысть, и «ложь» это вообще глагол.
Все, что было важно в старом мире, осталось там – в той жизни двухлетней давности.
А сейчас все мы мечемся между истерической фазой «не знаю, не знаю, не знаю, что теперь имеет смысл» – и фазой истощения «…да ничего не имеет».
Иногда этот цикл можно пройти 10 раз за день. Иногда и 20.
Тут мне обычно говорят, ну хорошо, Настя, а что делать-то?
Ну что. Что.
– Помнить, что остальные тоже все забывают.
Как-то это успокаивает, знать, что не только ты иногда останавливаешься посреди магазина, мучительно вспоминая, за чем зашел. Только что помнил, еще когда дорогу переходил, что же это было, может, в отделе бытовой химии? Или в кулинарии? Твою же мать!
И что все, все сейчас замирают с телефоном, пытаясь вспомнить, кому собирались ответить и про что.
И как их зовут вообще. И как зовут собеседника.
– Радоваться, когда что-то находишь на своем месте.
Например, сахар на кухне. Чайник. Ерунда, а приятно.
– Если мы начинаем захлебываться в вопросах отношений с близкими и чувствуем, что желание обсуждать, бесконечно, по кругу, не отпускает неделями, а близкие уже шарахаются – лучше идти к психотерапевту. Он, как бумага, все стерпит.
– Очень полезно учиться. Или хотя бы создавать такую иллюзию для мозга.
Слушать 15-минутные лекции на ПостНауке – как действует ацетилхолин? А как действует вакцина Спутник? А как работает мозг головоногого моллюска? И вроде как чувствуешь, что из хаоса начинают проступать очертания мира.
– Еще, без особой надежды скажу я, хорошо бы побольше гулять. По пересеченной местности туда-сюда. Подниматься по лестницам. Делать растяжку. Ходить в сауну.
В общем, все, что обеспечивает тело сенсорной информацией, хоть какими-то ощущениями от ног, рук, спины, горячо-холодно, мокро-сухо. Эта информация в страшном дефиците, когда сидишь с утра до ночи перед ноутбуком, как это делаю я.
И к вечеру чувствуешь себя одной большой усталой попой с больной шеей и внимательными глазами.
– А также иногда (только не смейтесь) полезно сесть на стул и сказать вслух : – я сижу на стуле.
Стул этот стоит в городе Москва. Рядом со стулом стол.
На столе яблочный огрызок.
Я женщина. Мне 45 лет, я умею плавать и водить машину, моих детей зовут Маша и Сережа, моих родителей зовут Нина Павловна и Василий Петрович, и я, вообще говоря, страшно заебалась.
Вот такие слова сказать себе вслух, чтобы почувствовать, что у мира есть край.
И мы еще далеко от края, кстати.
Анастасия Рубцова
