Ходили с сыном – тогда одиннадцатилетним – в театр.
На спектакле, среди зрителей, было много совершенно одинаковых девочек: не просто в одинаковой брючной форме (одинаковые даже блузки!), но и прическа у всех одна и та же: две косички.
Все без челок, а у кого челка все же выстрижена – заколота невидимками. Никаких украшений, даже цветных резиночек.
Не выдержала, спросила, из какой они школы такие? Из кадетского корпуса, говорят.
Спектакль кончается, стоим в очереди в гардероб.
Девочки впереди.
Получают одежду и – мать моя! – надевают одинаковые пальто, одинаковые шарфики, одинаковые шапочки и одинаковые, блин, сумочки! Двадцать пять форменных редикюльчиков!
Слава мой страшно оживился, давай воображать ситуации, где девочек путают, по домам разбирают не своих, принимают за галлюцинации…
Так разошелся, что пришлось на него шикать.
Подходит наша очередь, Слава подает номерок, и чужой мальчик с круглыми щеками тоже подает номерок.
Пожилой гардеробщик берет оба, медленно уплывает в глубины, медленно выплывает обратно и несет почему-то куртку Славину, а женское пальто чужое.
Слава хватает куртку, но щекастый мальчик тоже хватает куртку. Тянут каждый к себе.
Причем, на лице у чужого мальчика точно такое же недоумение, как у моего.
Наконец, меня осеняет.
– Отдай, – говорю, – куртку мальчику. Твою сейчас принесут.
И на этих словах гардеробщик всплывает второй раз, выкладывая на прилавок мое пальто и Славин куртец.
Набычившись и стараясь друг на друга не глядеть, мой мальчик и чужой натягивают на себя два совершенного одинаковых произведения “Зара Кидс” одного размера.
Снизу у обоих, разумеется, одинаковые черные джинсы и ботинки.
Сверху – одинаковые модные стрижки. Если со спины – как клонированные.
А я, как назло, не могу даже пошутить про то, что сейчас их перепутают или примут за галлюцинацию. Просто стою и ржу.
Виктория Беляева
