– Поговори со мной, как-то мне нехорошо, – позвонил он однажды ночью в мессенджер.
Мне не звонят ночами незнакомые люди, но почему-то я вдруг спросила:
– Как именно тебе нехорошо?
– Я боюсь открывать окна.
– Почему?
– Выйду с семнадцатого этажа в окно.
Мы поговорили.
Сначала он начал задыхаться, потом его рвало кровью, потом его отпустило, а я до утра сидела на кровати и думала, что наверное он ночью умрет от инфаркта или инсульта – возраст и все такое.
К середине следующего дня он прислал сообщение – “спал всю ночь впервые за пятнадцать лет, открыл все окна”, потом позвонил и спросил, куда пригнать машину.
– Какую машину? – спросила я.
– Мерин. – Зачем? – тупанула я.
– В подарок.
Я отмазалась тем, что безразлична к мерседесам.
– У меня несколько машин, – сказал он.
– Ты не понимаешь, что ты для меня сделала.
Я отказалась.
Потом он написал из Норвегии :
– Любишь шерстяные носки?
– Люблю. Если они мягкие.
Он привез носки с вышитыми вручную травинками и овечками.
Прислал фотографию:
– Смотри, какие классные. От носков не откажешься?
Я спала в этих носках всю зиму при открытом окне.
– Ты же на Белой площади, правильно? – написал он.
– Откуда ты знаешь? – спросила я.
– Узнал по фотографии. Ты постила офис.
– Ты что, за мной следишь?
– Нет, просто напек для тебя пирожков с форелью. Я на Белой площади.
Каждый маленький пирожок был завернут, как трюфелька в пергаментную бумагу и перевязан ленточкой.
– Обнять-то тебя можно?
– Нет. И зачем мне столько пирожков?
– Ну ты же там не одна.
Пирожков хватило на весь HR.
– Опять пишешь в Нескучном?
– Ну, да.
– Котлеты хочешь?
– В смысле?
– Привезти тебе котлеты? Я делаю охерительные котлеты.
Котлеты были бомбические, из рубленного мяса. Пока я их уничтожала, он рассказывал о различиях в Пятикнижии и Ветхом завете.
– Знаешь, что означает, когда мужчина жарит женщине котлеты?
– Что?
– Он ее прикармливает, чтобы потом жениться.
– У тебя нет шансов. Извини, но без вариантов.
– Я тебя люблю. Я терпеливый, ты уже ешь котлеты, – улыбнулся он.
– Я рассказал про тебя сыну. – Приеду тебя встретить.
– Не надо. Я сразу в такси.
– Ну, зачем тебе одной в темноте по вокзалу шляться?
– Слушай, вот что ты от меня хочешь?
– Я купил бывший гараж, там большой участок и сосны.
– Рада за тебя.
– Это такой большой гаражный бокс. Я сделаю там окна в пол, поставлю кресла. Можно будет сидеть и смотреть на снег. Глинтвейн любишь?
– Я не приеду.
– Я все равно сделаю. Вдруг передумаешь.
– Я возможно выгляжу, как сдвинувшаяся Кассандра, но мне отсюда фонит многими смертями.
– Как ты узнала?
– У этого как будто бы есть запах или вкус. Оно узнается.
– Так и есть, – отвечает он, глядя, как я раскладываю для него по столу камни – Урим и Туммим. Не думал, что когда нибудь доведется это увидеть.
– Я не знаю, что это.
– Неважно. Это наше, иудейское.
– Ты по уши в иудаизме?
– Два моих деда были раввинами.
– Никогда не бери яблоко, которое само падает в руки.
– Почему?
– За годным нужно немного тянуться. Если тебе не приходится тянуться, ты берешь не стоящее. Хочешь в Израиль?
– Не хочу.
– А жить?
– Ты рехнулся? Где я, и где Израиль?
– Почему?
– Не начинай заново, а? Я не буду с тобой ни спать, ни жить.
– Тебе будет хорошо со мной.
– У тебя нет шансов.
– Почему?
Мне просто не нравится, как он смеется. Не нравится и все. И не нравится взрывная радость в его голосе и взгляде. Мне слишком много эмоций. И слишком много попыток заботы. Мой лютый интроверт корчится в адовых муках, когда слишком много, и я тут же пытаюсь слинять.
– Не останавливайся в том, что ты делаешь.
– Знаешь, я как-то устала, хочется в тишину и залечь на дно.
– Ты не понимаешь, что меняешь мир вокруг себя?
– Ну, вот давай без пафоса, пожалуйста.
– Ты не понимаешь. Это важно. Я читал твою книгу.
– Господи, ну тебе-то она зачем? Она женская.
– У тебя все в порядке? Ты в норме?
– Почему ты вдруг написала?
– Не знаю. Просто пришло в голову, что не все гладко.
Он отвечает звонком:
– Нормально. Был ковид, но уже все нормально. Ты не представляешь, как я рад, что ты написала.
– Ты говоришь тяжело.
– Просто устал после ковида. Уже все хорошо.
– Врешь?
– Не вру. Тут такое дело, я тебе не говорил.
– Что тебе опять обиженная женщина сожгла любимые ботинки? 🙂 🙂 Хочешь поговорить об этом?
– Я тебе не говорил, у меня дом на океане. Ты же любишь океан.
– Вот только не начинай старые песни о главном.
– Может быть ты туда поедешь, когда границы откроют? Тебе понравится.
Я открываю рот, чтобы сказать, что не поеду, и останавливаюсь. Почему-то важно сейчас не ответить отказом. И я молчу.
– Вот. Ты уже молчишь. Значит котлеты сработали.
– Котлеты бомбические.
– Хочешь котлет?
А теперь он умер. И в том месте, где внутри меня жил человек, которого я не любила, большая-пребольшая, чёрная-пречёрная бездонная дыра.
Светлана Комарова
На фото: Гора Уйтаг, Хакасия.
Фотограф Mike Bazhenov