Сели сегодня с Максоном в автобус, а там кричит какой-то парень.
Макс нервничает. Он что, говорит, пьяный? Пьяного он видел один раз в жизни – и по моим деревенским меркам мужчина был ну, чуть более, чем навеселе. Он все ещё мог стоять. Но ребёнок глубоко впечатлился, уже месяц обсуждаем.
Я говорю: мы в безопасности, но хочешь, выйдем, если тебе совсем дискомфортно. Он отвечает: нет, я могу выдержать, не надо.
Едем, а я тоже напрягаюсь: во-первых, звуки резкие и громкие, во-вторых, хрен его знает, а вдруг парень под веществами? Тогда надо транспортную полицию вызывать. Но если надо вызывать полицию, то ее бы уже давно вызвали. Либо водитель, либо пассажиры. Но – все невозмутимы.
А Максу прям всё неуютнее. И тут до меня доходит (минут пятнадцать доходило, а я ведь немного в теме), что это просто парень с аутизмом. Я говорю:
– Блин, Максон, все нормально. Вот эти крики – это вокализации. У парня аутизм, это такая сложная штука, когда нервная система человека на многие вещи реагирует совсем по-другому. Ему тяжело ехать в автобусе, и он так себя успокаивает.
– Он научится быть умным?
– Да он, наверное, уже умный. Или глупый, это неважно. Он кричит не от глупости, а потому что его психика чудовищно перегружена, ну, ты же сам знаешь, как бывает, когда ты истощился.
– Он навсегда таким останется? Ему можно помочь?
– Я не знаю. Аутизм не лечится, он компенсируется. То есть, ребёнка можно научить общаться, какие-то дети с аутизмом не говорят, но могут писать или показывать на карточках, что им нужно.
– А этот парень?
– Я не знаю, какая у него ситуация. Но он умеет ездить в автобусе – видишь, он не убегает, не падает на пол, не бегает по салону – он сидит на месте. Он старается.
– А откуда ты знаешь?
– Ну, я знаю, что люди с аутизмом очень чувствительны к звуку, свету, запахам. К количеству людей вокруг. Мы слышим обычный шум автобуса – а он ощущает мучительный рёв. Он понимает, что это все надо выдержать, и терпит. И успокаивает себя вот этими странными однообразными криками. Ему изнутри они иначе слышатся. Это называется вокализация. Как я сразу-то не сообразила, я не понимаю.
– Как жалко.
– Все нормально, он молодец, едет, справляется, как может.
И всё – сразу стало не страшно.
Потом парень с папой вышли, а мы поехали дальше, разговаривая об аутизме, о детях и взрослых, о том, что у Максона в параллели есть вообще-то девочка с аутизмом, но он как-то не обращал на ее аутизм внимания, как не обращал внимания на инвалидную коляску Тины и кохлеарный имплант Хаксли.
Вернее, обращал, но не считал достойным упоминания, так как Тину ее коляска не отпределяла: Тину определял ее склочный характер, а Хаксли – любовь к плаванию.
В кои-то веки я оказалась компетентной матерью. Годы в соцсекторе даром таки не прошли, гг.
PS: события происходят в Ванкувере, Максону 8 лет.