” Слово мое, исходящее из уст моих
Исполняет то, что мне УГОДНО
И совершает то, для чего я послал его.”
* * *
История давняя.
Мне лет 10. Лето в деревне у маминых родителей. Украина, Кировоградская обл.
Колхозный сад, большой и изрытый вдоль и поперек экскаватором под прокладку труб для нового консервного завода. Разгар июля.
Прошу у соседей отпустить со мной девочку лет 6, Наташу пойти в сад, наесться диких черешен. Случайно, видно, попал саженец между культурных яблонь, да так и не стали корчевать.
Ягоды мелкие, темно вишнёвые, аж черные и с пикантной горчинкой. Одним словом, нетоварное дерево. И черт те где далеко идти.
С собой ничего не брали, налегке шли. Нашли ту черешню, взобрались на ветки, лакомимся, чирикаем, смеемся.
И вдруг прямо на машине, москвич-пирожок, если кто помнит такую марку, подъезжает к дереву сторож.
Сгоняет нас.
Я сразу думала, он в шутку, пугает.
Знаю же, что дерево никогда никто не обрывал, что если дети не съедят, заизюмится на дереве и зимой птицы попируют.
Оказалось, не в шутку. Его агрессия была неописуема, слова непередаваемы, я попыталась вступить в полемику, а маленькая девочка стала рыдать и убегать.
Пришлось бежать за ней и мне, все ж ответственность перед ее родителями, вдруг потеряется, пока я хаму доказывать буду, что мы не воры….
К сожалению, это не конец истории. Дядька стал нас догонять и пытаться поймать.
Закавыка вся в том , что догонял машиной, а убегали мы вдоль траншей и поэтому имели фору, когда перепрыгивали ров и насыпь на другую сторону, ему приходилось где-то искать, где переехать, он на несколько минут исчезал из виду, а потом с ревом мотора появлялся по нашу сторону, выскакивал из машины с матами и снова со страшными угрозами пытался поймать.
Я лет с четырех занималась спортивной гимнастикой. До двадцати бегала с призовыми местами лёгкую атлетику. Но со мной чужой ребенок, который уже обессилел от слез, бега, взбирания из траншей и давно описалась от страха, что видел, конечно и сторож.
А впереди ещё метров пятьсот до конца сада и где нас спасут…
Мы сидим на дне траншеи, у которой случился перекресток.
Сторож где-то над головой. Но со стороны насыпи и почему-то нас не видит, но понимает, что мы никуда бы не успели убежать, продолжает вслух с подробностями смаковать, что он с нами сделает, когда поймает и посадит в свою машину…
… мои руки вцепились в ее лицо, чтоб не слышно было рыданий, она практически без сознания, полузадушенная мною. И здесь бессилие уступает ярости…
Я со всей детской искренностью, громким шепотом, в унисон его расстроенным воплям начинаю твердо читать приговор, что должно случиться с его машиной и куда именно лететь его бестолковой голове… Закончили вместе.
Он недоумевая, куда мы делись, сел и уехал туда, где мы выйдем из сада к деревне.
Я привела малышку в чувства и в охапку по дну траншеи рванула в совсем другую сторону. Больше его никогда не видела.
Никому ничего не рассказали.
Отмыла девочку, переодела, вечером отвела родителям.
Назавтра, сижу за портьерой между кухней, где печка и холодной (парадной) комнатой, читаю книжку, ем ложкой сахар из мешка.
Влетает в дом соседка.
Меня не видя, сразу же вываливает бабушке новость про аварию со сторожем на москвиче и все дословно, как я во рву шептала. Тело в машине, голова вприпрыжку за остановку. Столкнулся с прицепом, на котором были, не помню, то ли бревна, то ли трубы… С тех пор знаю, что нельзя злиться молча.
Svitlana Kolvah