С понедельника в Прагу вернулась вся жизнь разом.
Как в сказке про спящую красавицу, то место, которое после поцелуя.
Ожили рестораны и магазины, и вино в бокалах на летних террасах, и розовые каштаны цветут, и солнечные блики, и тонкие бретельки на голых плечах.
Воздух густо пахнет черемухой и сиренью.
Все практически как до карантина, но только с висящим в воздухе лихорадочным возбуждением.
Жадно хочется всего.
Надо успевать, терпеть невозможно, страшно, что сегодня или завтра все опять закончится.
Хочется одновременно в бар и на концерт, и купить отчаянно дорогую сумку, кисточки, лампочки, бумагу для акварели – вдруг завтра опять будет нельзя.
Хочется влюбиться сейчас, в эти времена, зная, что не будет других, что завтра может не быть и этих.
И влюбляешься во что-то, в этот город, в эту сирень, в этот свет, в полуголого пьяницу, спящего на газоне, в усталую молодую мать с коляской, в куст, мелко цветущий белыми цветами.
Так сладко. Бездумно.
– Давай, – говорю я Никите, – заведем полиаморию, будем ходить на свидания, чтобы сердце замирало от прикосновений к кончикам чужих пальцев. И ты полетишь с любовницей в Питер, а я с любовником на Ямайку, будем звонить друг другу по скайпу и делиться впечатлениями.
– Давай наоборот, – радостно говорит Никита, – я с любовником на Ямайку, а ты с любовницей в Питер.
– Да, милый. И ребенка. Заведем ребенка, приемного малыша из Кении. О, шоколад и ваниль.
– Ты знаешь, – говорю я, – как называется вот это наше состояние? Постковидный ренессанс.
Восторг выживших, то чувство, что испытывали люди после войны, после великой депрессии и голода, не нужно ему верить, это всего лишь опиоиды, аминокислоты, плавающие в нашей крови, крохотные обманщики.
– Да, – соглашается Никита, – тогда не будем торопиться с ребенком из Кении.
И вот мы идем, выжившие, и нас останавливает женщина – бабушка – бледная кожа с нежными пигментными пятнами, волосы почти прозрачные, спинка с горбиком:
– Хорошие мои, не поможете ли дойти вон до того дома? А то колено, суставы, а тут в горочку.
– О, разумеется, – щебечем мы, ну просто пионеры, переводящие бабушку через дорогу, и подхватываем ее с двух сторон.
Я чувствую под пальцами эти суставы, гладкие, навсегда раздутые временем.
Теплые. Нежные. Больные.
И медленно.
Медленно.
Медленно мы идем вон к тому дому.
Мимо ирисов.
Мимо тени на дороге.
Мимо пивной крышки.
Наступая на темные и неровные камни брусчатки.
Очень медленно.
Мимо цветущей сирени.
Мимо холодного вина в бокалах.
Мимо бретелек на голых плечах.
И тот дом неумолимо приближается.
Анастасия Рубцова
4 июня 2021 Чехия, Прага,
