Как-то раз я повезла свою собаку, суку йоркширского терьера, на вязку. Хотелось понянчить щеночков.
Сосватали ее к чемпиону всего на свете, приезжаем, там, значит, сервант в дипломах и розетках.
Портрет чемпиона с бантом, шерсть аж светится вся и длинная как у Рапунцель.
Хозяйка кобеля говорит:
– Стойте тута, сейчас выпущу производителя.
И выходит из покоев существо чуть больше таракана.
Бороденка скособоченная куда-то набок, весь в бумажных папильотках (чтобы шерсть не путалась) и повязанный шерстяным платком крест-накрест.
Я говорю:
– Чего это у вас жених в платке, как старуха-процентщица?
Они отвечают:
– Так отопление не включили, ещё не хватало нам бронхита. У нас скоро выставка в Париже.
А кобель стоит, смотрит устало куда-то в сторону.
А моя-то жениться приехала, к нему подскакивает, могучим крупом его и так, и сяк задевает в рамках соблазнения. Топчется по его хрупкому тельцу.
Хозяйка говорит:
– Да, здорова у вас невеста. Тут Пушкиным не обойдёшься.
– В каком, – говорю, – смысле, Пушкиным?
Они отвечают:
– Невесты рослые все, наш чемпион не дотягивается. Иногда подкладываем в качестве ступенек Пушкина, а иногда «Унесённые ветром». У нас подарочное издание в двух больших томах. С картинками.
А кобель тем временем стоит и никакого интереса к моей течной скотине не проявляет вообще.
То в папильотках своих ковыряется, то чихает, то в стену смотрит.
Но при виде «Унесённых ветром» вздохнул и взошёл на них, как на плаху.
И не подавая ни малейших признаков возбуждения, принялся за свою кобелиную работу.
Наверное, это и есть выгорание.
Дело – да, сделаю, но можно я не буду при этом радоваться и прыгать, как безумный.
Этой истории лет пятнадцать, если не двадцать, но вот поглядела я на свой список задач да и вспомнила этого песика.
Он уже тогда понимал за взрослую жизнь, похоже.
Маша Рупасова
