– Ребенка моего не трогай! Отойди от него быстро! – на эти крики обернулась вся детская площадка.
Я гуляла с дочкой неподалеку и наблюдала всю эту история с самого начала.
Мальчик лет пяти выстроил целый логистический центр.
Налепил кучу снежков, которые увлеченно развозил по пунктам назначения.
Между складами шустро лавировали три грузовика.
Командир всего этого действа еще и успевал отдавать кому-то приказы по телефону-варежке.
Щеки красные, глаза горят. Мы с дочкой засмотрелись.
Тут подошел мальчик помладше, года три-четыре.
Понаблюдал какое-то время за всем этим процессом и потом, рраз, схватил грузовик и покатил в другую сторону.
Хозяин потянулся было за своей машинкой, но захватчик быстро спрятал ее за спину. Всем своим видом он показывал, что машинку не отдаст.
Владелец грузовика взглядом обратился за помощью к маме. Мама, которая стояла рядом, спокойно сказала:
– Сынок, попроси вернуть машинку. Скажи, что она нужна тебе самому.
Тут я прям залипла на этой ситуации, прониклась уважением к этой маме, потому как услышала не вот это стандартное на детских площадках: «Ну, сын, ну мальчик покатает и отдаст. Не надо жадничать!»
Владелец машинки встал, подошел к тому мальчику и попросил вернуть свою машину. Тот схватил ее посильнее и замотал головой.
Владелец машинки совсем растерялся. Заметно было, что парнишка не из бойких и конфликтные ситуации даются ему непросто.
Тогда мама обратилась к другой маме.
Она сказала очень простые слова:
– Пожалуйста, пусть Ваш ребенок вернет машинку, она сейчас очень нужна моему сыну. – Та что-то невнятное ответила, действий никаких.
Через минуту мама еще раз обратилась со словами:
– Моему сыну сейчас очень нужна ЕГО машина. Пожалуйста, верните ее нам. Или мне придется забрать ее самой.
Снова тишина.
Тогда мама подошла к этому мальчику, присела рядом с ним на колени и сказала:
– Привет, тебе сейчас хочется поиграть этой машинкой. Но эта машинка чужая, она вон того мальчика. И она сейчас ему нужна. Дай мне ее, пожалуйста.
Малыш медленно протянул машину…
И в это время как раз и раздался этот крик.
– От ребенка моего отойди, не разговаривай с ним! Пошли, сынок, отсюда! Машинки им жалко…
Самое для меня удивительное было то, что у этой крикливой мамы сразу нашлось несколько сторонниц, которые начали поддакивать, что «конечно, ну это так ребенка напугать можно, чужая тетя с ним разговаривать будет. И вообще раз жалко своих игрушек, играйте вон в углу где-нибудь, где никого нет. А на площадке уж делиться нужно».
Игра, конечно, у мальчишки была безнадежно испорчена. Как и их с мамой настроение…
Всю оставшуюся прогулку я думала об этом маленьком, но важном эпизоде.
Мне показалось, что это так здорово, что мама сообщила своим поведением сыну, что он имеет право на свои границы, что его игрушки можно брать только с его согласия.
Эта мама не совершила такого маленького и рядового предательства своего сына, предложив поделиться ему своей игрушкой тогда, когда она ему самому была нужна.
Было так здорово видеть, как она сначала присела рядом с чужим малышом на корточки, чтобы не напугать его с высоты своего роста.
Начала разговор с ребенком со слов, что видит его желание поиграть этой машинкой. Как сказали бы психологи, она эмпатически отразила его чувства и только потом обозначила границы.
Но меня не отпускали вот эти реплики других мам, что не надо растить таких собственников.
Мне кажется, что детская площадка – это нечто более важное, чем час на свежем воздухе.
Это место, где дети начинают овладевать навыками социального взаимодействия, где родители сообщают им своими простыми посланиями, как им можно и нельзя поступать, как можно, чтобы поступали с ними.
Такое место столкновения разных укладов семей, разных правил и принципов воспитания. И пожалуй, каждое мнение любого родителя имеет место быть.
Зарина Тенькова
PS:
Когда дети вырастают…
– Я говорю, что всегда учила детей не драться в ответ, не “давать сдачи”, а говорить о нападении учителю, родителям или ближайшим взрослым. Мы же не выходим с битой против угонщика машины, а звоним в полицию. – Комментарий из закрытой группы…
Ниже, в посте, комментарии к высказыванию о том, что так растят “поколение стукачей”, “надо уметь защищаться самостоятельно” и “решать конфликты без помощи взрослых”…
И вроде бы все хорошо и верно: ребёнок в безопасности, драться не стал, добрый и хороший, все вопросы решил взрослый или специально уполномоченные люди.
Тут есть большой побочный эффект – научение ребёнка не устанавливать в моменте события границы допустимого для другого.
И создание у него привычки ждать большого взрослого, который возьмёт на себя функцию оказания сопротивления.
Выросший ребёнок делает что-то из перечисленного:
– стабильно сдаёт себя и свои интересы в конфликтных ситуациях (он тих и конформен) и
– неоправданно ждёт большого другого, который придёт и его защитит;
– накапливает агрессию, которая периодически фонтанирует как бы беспричинно (было все хорошо и внезапно человека разнесло в сотню гневных хомячков);
– направляет агрессию на себя, возникает самоповреждающее поведение;
– сливает агрессию там, где можно слить – везде, где за это не попадёт (тихо пакостит, выгуливает “польта” в сети, провоцирует других, саботирует или откровенно валит работу, занимает позицию жертвы, чтобы иметь право на гнев и агрессию, выходит на площади за праведное дело, которое плохо понимает).
Обычно есть поведенческая комбинация нескольких вариантов перечисленного.
Не имеет смысла пытаться отменить законы биологии и эволюции, подрезая крылья агрессии. Эволюция ее не зря миллионами лет создавала, у неё есть важные функции.
Эволюция больше, чем наши желания и иллюзии относительно агрессии.
Этой эволюцией прописано, что особь, не способная оказать сопротивление, помещается вниз в групповой иерархии.
И ничего с этим не сделать.
Похоже, именно в этом состоит суть отвержения ябедников группой: дело не в ябедничестве, как таковом, а в том, что сходить и пожаловаться свидетельствует «он не умеет сопротивляться нажиму, его место внизу».
Если вам кажется, что существуют общества без этого, вы в иллюзиях.
Америка с их адвокатами сообщает всё то же самое – я умею отражать нападение, у меня лучшие адвокаты, а ты не умеешь, у тебя нет денег на хорошего адвоката – просто сопротивление и защита здесь имеют другую форму.
Ну, и плюс оружие, которое вы имеете право иметь.
Ещё больший и выпадающий из внимания побочный эффект обучения детей конформности – появление ощутимого слоя милых людей, которые не говорят плохих вещей, не сопротивляются, не настаивают на своём мнении, но при появившейся возможности стремительно объединяются в стаи и начинают прессовать и уничтожать так, как уголовной среде и не снилось.
И все они добрые детки хороших родителей.
Уличная и уголовная среда даёт ясный сигнал вовне «мы опасны для вас, не суйтесь». Этот сигнал абсолютно однозначно читаем.
Нежные конформисты транслируют в жизнь и абсолютно убеждены сами «мы хорошие добрые люди , потому что ни с кем не ссоримся». Сигнал противоречит сути.
Суть – мы несём в себе огромный заряд скрываемой агрессии, которая ждёт сигнала «можно».
Пример.
Подруга работает в компании, где запрещено давление.
Она слегка в шоке – милые улыбчивые сотрудники моментально объединяются в стаи и начинают групповые подставы и травлю.
Травля и подставы, как норма жизни молодой продвинутой айтишной компании вполне объяснима.
«Не ссоримся», «не оказываем сопротивления», «не проявляем агрессию» – это про конформность, а не про человеколюбие.
Учите детей оказывать сопротивление, иначе, когда они вырастут, рядом с ними не будет достаточного количества больших других, к которым они смогут бегать за спасением.
Откуда им будет взяться, если во всех песочницах учат беспомощности?
Светлана Комарова