… именно в такие интересные ночи, как сегодня, очень живо понимается один важный факт о жизни на севере, о котором люди в иных регионах не то, чтобы не думают, а как-то упускают его из системы размышлений.
Факт следующий: на улице – смерть. Выйдешь из дома, нарушив технику безопасности, – и быстро умрешь. Минут за десять вполне можно успеть.
Вот Туве Янссон про это хорошо понимала. Как и про то, что можно весело кататься с горки на санках, глядя, как мимо проходит ледяная дева, оставляя вокруг себя трупики.
Поэтому зимой так страшно уютно в северных домах.
Поэтому имбирное печенье, камин и горячий чай тут полны такого смысла, которым не исполнится ни одно блюдо юга.
В Москве, конечно, такое, как сегодня, редкость, а вот в Вологде у бабушек в детстве помню – уххх! На улице – минус тридцать с жирным хвостиком.
Мне года четыре.
Я стою с лопаткой.
Лопатку держать трудно, так как на мне – две пары варежек, таких толстых, что кулак плохо сжимается.
На мне много и теплых штанов, колготок, кофт и всякого прочего, и все это надежно упаковано в валенки, прикрыто шубкой, а шубка обмотана крест накрест оренбуржским платком козьего пуха.
На голове – косынка, на косынке – вязаная шапочка, сверху – ушаночка и еще один платок.
Те три с половиной квадратных сантиметра меня, которые торчат из всего этого – густо смазаны гусиным смальцем, без него гулять нельзя – нос отвалится.
А еще открытыми остаются глаза – и ими я восторженно смотрю на горы всего сливочного вокруг, на бесконечный белый простор действий, который я сейчас буду покорять!
Я пытаюсь шагнуть вперед и падаю, так как не гнется ничего, мой пушистый скафандр не предполагает, что в нем буду задействовать колени.
Поэтому я просто качусь, не выпуская лопатки, к краю двора – там как раз горка, и сейчас я по ней полечу аж до бывшей речки, которая сейчас, зимой – огромная яма мягчайшего белого пуха.
Я неуязвима и бессмертна, мне жарко и весело.
(с) Тата Олейник