Сколько не пытались мы с мужем убедить Маруську, что коньки лучший подарок на день рождения шестилетней девочке – всё напрасно…
– Караоке, – почти шепотом, но твердо сказала Маруська, и озадаченный папа именинницы спешно удалился в спальню пересчитывать неприкосновенный стратегический запас семьи.
Я робко попыталась возразить:
– Маша, может, все-таки коньки? – надежда «не пропеть» в караоке еще две тысячи, сверх запланированных двух на коньки, уползала из души проворным ужиком.
– Мамуля, умоляю, – Маруська ввернула плаксивое «умоляю», выуженное из бабушкиного любимого сериала. На случай, если не сработает взрослое слово, добавила детский приемчик бровки домиком. – Ну, пожалуйста! Караоке.
Отец именинницы вернулся растерянный:
– Марусь, может все-таки коньки?
– Папулечка, мамулечка, подарите караоке! Я гостям такой сюрприз приготовлю! – и Маняша вырвала из тетрадки в клеточку листочек, на котором тут же разноцветными печатными буквами написала «МАИ ГОСТИ МАНЕ 6 ЛЕТ».
К вечеру в списке приглашенных уже теснились бабушки, дедушки, тети, дяди, а также незнакомые дети. Выведенные цветными карандашами, они заняли почти всю страницу, а счастливая от предстоящего выступления перед публикой Маняша продолжала вспоминать новые имена.
Новое платье от китайского кутюрье уже неделю висело напротив Маруськиной кроватки и не давало будущей эстрадной звезде спокойно засыпать после любимых «спокойников». Маня утверждала, что платье волшебное и «помогательное» – так оно само, с Маруськиных слов, сказало в очередном сне про день рождения.
Наконец, до праздника остался один день.
Маруся, хоть и была взволнована до легкого помешательства, ежедневные обязанности «кошачей мамки» не забыла: утром, как обычно, понесла завтрак дворовой многодетной кошке Глаше. Кормящая мать Глафира, избалованная вниманием и нешуточным продовольственным пособием от жителей подъезда, обитала вместе с пятью котятами в коробке, на площадке первого этажа. Было слышно, как Маня, спустившись на один лестничный пролет, пожурила соседа-дядю Валеру за то, что он курит в подъезде:
– Это плохо для котят. Они из-за дыма жмурятся! Даже глаза открыть не могут!
Я улыбнулась, в очередной раз услышав, как большой Валера оправдывается и обещает, что это был последний раз, и закрыла дверь.
Вернулась дочь подозрительно быстро.
Не заходя в квартиру, Маруся деловито спросила:
– Мам, мой праздник в два часа начнется?
Я испугалась, что дочь завтра к двум часам принесет Глашу с пятью слепыми котятами.
– Да, Маруся. В два, – ответила я. – Но Глаше мы отнесем угощение прямо…
Дочь не слышала мои слова. Она уже перегнулась через перила и, сложив ладошки у рта лодочкой, прокричала вниз, в проем между лестницами:
– Тетечка Ниночка! В два! Мама сказала – в два часа!
После этого, Маня, не обращая внимания на мою удивленную физиономию, вошла в квартиру и захлопнула входную дверь. По пути в свою комнату, дочь, не глядя в мою сторону, сокрушенно обронила:
– Все хотят послушать мой сюрприз! Прямо беда с ними!
Я еще постояла в прихожей, размышляя, как объяснить дочери, что наша квартира не сможет вместить столько гостей. А когда вошла в детскую с убедительными, точно подобранными словами – поняла, что опоздала, так как Маня в этот момент помусолила красный карандаш и принялась обводить свеженькую запись «САСЕТКА С НИЗА».
Я вздохнула и побрела на кухню резать салаты.
Вечером Маруся ушла на репетицию к Аленке с восьмого этажа, у которой уже был караоке. Из-под Маняшиной подушки выглядывал веселенький тетрадный листочек с «разноцветными гостями». Я взяла его и… ахнула: имена, отчества и фамилии, как минимум двадцати человек, устали тесниться на одной страничке и веселыми закорючками разбежались по обеим сторонам листа.
– Леша! – позвала я мужа и в растрепанных чувствах рухнула рядом с подушкой. Свидетелем тому было платье-«волшебный помогальщик», которое по-прежнему висело напротив Маруськиной кроватки. Точнее, сейчас оно висело над моей душой, напоминая: «Я здесь – значит, праздник состоится. Ничего отменить нельзя! И не надейся, что это сон!»
От отчаяния, я мысленно набросилась на шедевр китайского ширпотреба: «Ты не волшебное платье! Ты платье-соучастник! Раз уж тебя дочка пустила в сны, лучше бы вразумило дитя, что нельзя приглашать столько гостей!»
Муж никак не шел, и я заорала со всей дури:
– Лее-шаа! – мне надо было с кем-то разделить горькую участь. – Иди сюда! Порадуйся Маниному сюрпризу!
Лешка без энтузиазма покинул любимую кухню с маленьким телевизором и приплелся в детскую. В одной руке он держал надкусанный бутерброд, в другой – пол-литровый бокал с ароматной струйкой пара.
– Манин сюрприз – это ты про песню? – спросил пребывающий в неведении муж.
– Ага. Тут такая песня… – и я протянула мужу листок с именами. – Десять куплетов и столько же припевов.
Через час от составления эконом-меню на предстоящий праздник нас отвлек телефонный звонок:
– Мамулечка, счастье! Аленкины родители тоже придут! Им нравится моя песенка про весну и лучики. Только мама Аленки не верит, что вы их зовете! Скажи ей в трубку, мы приглашаем всех, а не только детей.
В тапках и шортах Лешка стоял в подъезде перед приоткрытой дверью «крутого» Валерки. В юности они вместе гоняли на отцовских Жигулях, а сейчас Валерьян иногда просил помочь с ремонтом навороченной иномарки. Через полминуты довольный собой и жизнью Валерка вынес голубенькую хрустящую тысячу. Непривычный к унизительной роли просителя, Лешка, вместо того, чтобы сказать спасибо и уйти, пустился в долгие объяснения: дескать, завтра будут гости, потому что у дочери день рождения, и поэтому он пришел просить Валерку по старой дружбе…
– Леха, ну, ты даешь! Любимой соседке завтра шесть стукнет, а он только сегодня об этом сообщает. Ленка! – большущий Валерка в майке с надписью «D@G» повернулся к Лешке спиной и гаркнул вглубь евроотремонтированной квартиры:
– Лен, пошли подарок Маруське покупать – нас соседи завтра на день рождения зовут.
Вернувшись домой, злой на себя и весь свет отец именинницы положил на стол уже смятую и какую-то маленькую тысячу. Затем, он нашел Маняшин листочек и, почему-то черным карандашом, написал на полях «Валерка плюс Ленка». А на листке «меню» этим же черным карандашом яростно зачиркал до порезов на рыхлой бумаге слово «эконом».
Утром, в день именин, едва открыв глаза, я услышала Лешкин голос:
– Спокойствие, мать! Только спокойствие! Тетя Нина с первого этажа придет с мужем!
Маруська была неотразима: румяная, с распущенными волосами, она прыгала перед зеркалом в пенно-шифоновом платье, и ее счастье фонтаном разбрызгивалось по комнате, словно невидимое детское шампанское из взболтанной бутылки.
– Я буду петь! Я сегодня буду петь! Я самая счастливая девочка на свете! – и Маня, с еще неподключенным микрофоном в руках, закружилась в танце вдоль длинного стола, составленного из одного родного и двух пришлых-соседских.
Полчаса ушло на то, чтобы встретить и рассадить двадцать пять приглашенных гостей. Праздничное настроение быстро сроднило малознакомых и совсем незнакомых людей. Мы с мужем залюбовались счастливой Маняшей и моментально забыли все волнения, обиды, хлопоты и незапланированные траты. За столом царило торжество! Всего было много: гостей, поздравлений, салатов, напитков, подарков. Валерка с женой принесли Маруське в подарок фарфоровую куклу. Ростом она была почти с Маню. По тому, как долго муж благодарил за подарок Валерку и Лену, я поняла: ему стыдно, что их имена он вписал в тетрадный листочек почти последними, да еще черным карандашом.
Уже были безнаказанно разбиты самыми маленькими поздравителями пара хрустальных стаканчиков. Папы успели несколько раз покурить на площадке, мамы записали рецепты самых удачных салатиков. Гости насытились «хлебом», и настала очередь «зрелищ».
Новенькая системы DVD-караоке красовалась рядом с обшарпанным телевизором. Гости зааплодировали Марусе, которая торжественно, точно на детском Евровидении, вышла в центр комнаты и… поклонилась.
– Здравствуйте! – сказала Маня в микрофон гостям, которые до этого два часа поздравляли именинницу. – Меня зовут Мария. Я из России! – взгляд ее был устремлен куда-то в волшебную придуманную даль. Там, в ее фантазиях, тысячи слушателей сидели в огромном концертном зале и ждали выступления восходящей звезды. И «звезда» взволнованно и выразительно произнесла:
– Моя песня очень хорошая! Это сюрприз! Посвящается любимой маме и любимому папе! Музыку, – и Маня кивнула головой Аленке, которая сидела с пультом в руках. Та нажала заветные кнопочки. Я посмотрела на растроганного Маруськиным посвящением мужа и постаралась не расплакаться. Отзвучали первые ноты вступления, и именинница звенящим голоском, глядя широко распахнутыми глазами в «прекрасное далёко», запела чисто и проникновенно:
“Весна опять пришла, и лучики тепла
Доверчиво глядят в мое окно…”
Мы с мужем, вмиг ошалевшие от «сюрприза», переглянулись и…
Я до сих пор не поняла, смеялись мы или плакали – вероятно, и то и другое. Помню только, что через полминуты гости уже подхватили припев и громко хором воодушевленно подпевали: «Владимирский централ, ветер северный, этапом из Твери – зла не меряно…
Через два месяца «конкретный пацан» Валерка никак не хотел брать тысячу, выданную в долг на две недели. Его голос в подъезде гудел, как органная труба:
– Не, сосед, не возьму. Двести лет так не гулял, как на дне рождения у Маняши.
Валерка уже шагнул в квартиру, но обернулся и добавил:
– И еще: если родится девка – тоже Маруськой назову! А крестным ты будешь!
(с) Светлана Корзун
Илл. Ann Baratashvili