Я задолжала вам рассказ о славной кошке Фро.
Многие помнят, как Фро у нас завелась.
В один прекрасный июльский день семь лет назад мы обнаружили на столе под яблоней молодую трехцветную кошку, которая уведомила нас, что теперь будет с нами жить.
Это было смело.
Никто из нас не собирался заводить кошку. Меньше всех собирался Снорри. Но кошка нашими планами не интересовалась.
Она всюду ходила передо мной, торжественно и неспешно, как герольд.
(Я постоянно спотыкалась).
Она терлась о Сноррину морду и укладывалась спать между его лап. (Снорри мог бы перекусить ее одним зубом.)
Она забиралась через форточку на второй этаж.
(Однажды Сережа, обнаружив ее в кровати, чуть не вышвырнул ее в ярости с этого второго этажа в окно.)
Она ходила с нами гулять и на второй же день побила собачонку, вздумавшую по глупости и вздорности напасть на Снорри.
(Кошка вылетела из кустов, как конница из засады. У собачонки случилась истерика. Всю оставшуюся жизнь она обходила Снорри за километр.)
Она ловила мышей и выкладывала перед крыльцом мандалы из трупиков.
(Каждый, кто шел в туалет, нес с собою за хвостик дохлую мышь.)
И конечно, она добилась всего. Имени. Мисочки. Паспорта и прививок. Места в моей кровати. Но это было место в моей кровати на даче.
О месте в кровати в городе речи не шло.
Когда в семье астматики, кошка может жить на даче, где всегда открыты окна и где сама зверюшка весь день и половину ночи пасется на улице. Ставить эксперименты в маленькой городской квартире никто не хотел. Потому-то мы так и сопротивлялись кошачьей экспансии.
Кот (мой старший сын, а не какой-нибудь там соседский кот) нашел людей, которые с радостью согласились забрать нашу мышеловку в свой загородный дом.
Но они были готовы сделать это в середине сентября, а нам надо было уехать к первому.
Мы оставили на терраске душа гору кошачьего корма и кресло с подушкой и попросили соседей присмотреть за нашей сиротой.
Вернувшись на дачу через пять дней, я нашла понадкусанный корм и яростно описанное кресло. Кошки не было. Я рыдала. Эта острозубая самозванка ввинтилась мне в сердце.
Я обходила соседние улицы и звала Фро.
Я расспрашивала соседей.
И выслушивала:
«Да вот только вчера ваша кошка у нас кран открыла!»,
«Пока нас не было, кто-то перевернул всё в доме вверх дном. Наверно, это ваша кошка!» (Позже окажется, что это был хорек.)
Я расспрашивала прохожих.
Так я узнала, что в начале лета через три переулка от нас умерла старушка, и ее молодой трехцветной кошке пришлось уйти куда глаза глядят. И что где-то далеко на западе (да, наш дачный поселок так велик) живет старушка, дающая приют на зиму всем оставшимся зимовать кошкам.
Я отправилась в путешествие на запад, пережила много приключений, но Фро так и не нашла.
Всю зиму я тосковала и чувствовала себя виноватой. А летом, в один прекрасный июльский день, Фро явилась к нам как ни в чем не бывало.
Я глазам своим не поверила, когда увидела, как она вразвалочку вышагивает по дорожке.
Весу в ней примерно килограмм, а походка – как у громилы, перед которым все должны расступаться. Но юная Морошка, которая завелась у нас в конце осени, и не подумала расступаться.
– Белка! – завопила она. – Лови, держи, хватай!
Фро была фраппирована.
«Что эта рыжая выскочка делает в моем доме?» – было написано у нее на морде.
Помню, в первую ночь я даже не пыталась спать.
Справа от меня, на балке, шипела Фро.
Слева от меня Морошка прогуливалась вдоль кровати и выводила тоненьким голоском:
«А точно не белка? Дайте-ка я проверю! А точно не белка? Дайте-ка я проверю!»
Фро пожила с нами лето, а в конце августа опять исчезла.
Так оно и повелось. В один прекрасный – обычно июньский – день кошка появлялась.
Спала каждую ночь в моей постели, ела шесть раз в день, ходила с нами гулять (и даже в лес).
Мгновенно прибегала на зов, как собачонка.
Научила Морошку грызть валериану.
Подбивала зверей на разные проказы.
Уходила ночью охотиться, а на рассвете залезала в форточку, прыгала на постель и любвеобильно терлась об меня испачканными в свежей мышатине усами.
Приносила в дом мышей, часто живых.
Услышав вопли, как бы в испуге выпускала мышь.
Однажды отпущенная вот так и, конечно, юркнувшая между досок мышка сдохла и стала вонять.
Пришлось вскрывать пол.
А в один печальный, обычно сентябрьский день Фро исчезала.
Причем, было понятно, что исчезать ей не хочется.
Как-то в конце сентября папа спросил меня, почему я такая смурная.
Я ответила: потому что на днях надо уезжать с дачи самой и увозить собак, которым тоже хорошо на воле.
– И кошка, – прибавила я, кивнув на Фро, сидевшую на диване и смотревшую на меня очень кисло, – куда денется?
Больше я ее в том году не видела.
Она ушла, оставив вместо себя на диване торчащую, как средний палец, какашку.
К этому времени я была знакома с ней уже несколько лет, но никогда не становилась свидетельницей ее физиологических отправлений. Легко было поверить, что передо мной та самая принцесса, которая какает розами. Оказалось нет.
Дети пытались убедить меня, что у сезонных миграций кошки может быть только одно объяснение: кто-то привозит ее на дачу весной, а осенью увозит в город. Я не верила.
Я не могла себе представить человека, который не беспокоится, что его зверь отсутствует несколько месяцев.
(Никаких объявлений о пропаже кошки, похожей на Фро, никто не расклеивал.)
Да я и не могла представить себе Фро – с ее способностью забраться куда угодно, постоять за себя и добыть себе пропитание – в городской квартире.
Мне было легче поверить, что она зимует у фрау Холле (она же, видимо, постаревшая Фрейя) на Дальнем Западе.
Мой младший сын Петя ездил свататься к Викиным родителям, он договорился, что они будут забирать Фро на зиму. Был ли этот договор оформлен, как калым за невесту или, наоборот, как необходимое условие женитьбы, осталось для нас тайной.
В тот год Викины родители ездили на море и в Москву возвращались к середине октября. Я ждала их возвращения на даче с кошкой и Морошкой и в начале октября увидела его – объявление.
«Пропала ласковая трехцветная кошка Сима. Нашедшего просьба звонить…»
Я пришла домой и спросила:
– Фро, а ты случайно не Сима?
Фро метнула в меня взор, полный льда и яда, и прошипела:
– Чтобы я никогда больше не слышала от тебя этого имени!
Я не стала звонить по телефону.
Я была на стороне кошки.
Я не верила, что ей хорошо у людей, от которых она убегает.
Я дождалась возвращения Викиных родителей и увезла Фро в Москву.
Но после нашего отъезда на дачу приехали дети.
Кот (мой старший сын, а не какой-нибудь там бродячий кот) увидел объявление и позвонил по телефону.
– Ну, ты представь, как ее хозяева должны были переживать!
Чувствительные люди подставляют собственные переживания на место чужих, воображаемых, которые на самом деле могут оказаться явлениями иной природы и иного размера.
Так мы узнали, от чего сбегала Фро.
У ее прошлой хозяйки было девятнадцать кошек.
«Симу» она сняла с дерева в Москве в десятом году.
То есть Фро четыре года обходила дачи, прежде чем нашла себе подходящих людей.
Кот дипломат. Он рассказал хозяйке кошке Симы правильные вещи.
– Ну раз она так к вам привязана, – сказала бывшая хозяйка, – так и быть, пусть остается с вами, а я постараюсь утешиться оставшимися восемнадцатью кошками. Но я должна убедиться, что ей у вас хорошо!
И она явилась к Вике домой с инспекцией.
Фро, увидела ее, забилась под диван и не вылезала, пока опасность не миновала.
Прошло еще два года.
Фро зимовала у Вики, а весной приезжала на дачу. Занятно было наблюдать, как она за несколько дней превращается из апатичной малоподвижной дуэньи в шустрого зверя с горящими глазами.
Но в этом году Вика много работала и совсем не отдыхала. К зиме она выдохлась и решила уехать на море месяца на два – благо работа у нее удаленная.
– А как же кошка? – спросила я.
– А как же кошка? – спросила Вика у мамы.
– По-моему, кошке хорошо бы встряхнуться, – ответила мама.
Лета, проведенные вместе с Фро, показали, что заметной аллергии она ни у кого не вызывает.
(Как хотите, а отсутствие аллергии на собственных животных кое-что говорит о природе аллергии.)
И вот несколько дней назад в нашу дверь позвонили. На пороге стояла Фро – в сером приютском платьице и с узелком на палке.
Все герои Диккенса толпились у нее за плечами. («Понимаете, бабушка, я ваш внук!»)
Так Фро воцарилась в квартире, зимовать в которой она нацелилась семь лет назад. В глазах ее не осталась и следа сиротской искательности.
Обычно мордочка у нее презрительная, как у Одетты, на которой Сван уже женился.
Она загипнотизировала меня и послала в зоомагазин купить качественных игрушечных мышей.
Она высыпала землю из горшка авокадо.
Она метко ударила по балконному стеклу, на котором висит кормушка, и кормушка рухнула вниз.
Она описала Сережины танго-брюки, под которыми как раз лежал выстиранный пододеяльник.
Если это не рождественская история, то я не знаю, что это.
(На фотографии: пять часов утра. Фро сидит на лестнице напротив моей форточки и завывает, чтобы ее пустили в дом.)
Александра Кнебекайзе