Фунтик ушел жениться. Сказал – скоро вернусь. И вот уже третьи сутки ни слуху, ни духу. Мать его, Вася, в отличие от меня, беспокойства не выказывает. Правда, она и сама-то дома бывает наскоками: забежит, хлебнет молочка, поинтересуется мимоходом:
– Не появлялся? – и опять убежит в личную жизнь.
Евдокия, глядя на то, как я переживаю, говорит:
– Вот если бы я женилась, я бы – раз-два – управилась по-быстрому и – домой. Чтобы не нагнетать.
– Замуж – говорю я рассеянно, помешивая ложкой в кастрюле с будущим сливовым вареньем.
– За – куда? – не поняла Евдокия.
– Я говорю – ты не могла бы жениться. Ты бы замуж выходила – поясняю я, и уменьшаю огонь под кастрюлей, ибо варенье грозится выйти из берегов.
– Это не важно – куда. Главное, что я бы вышла и сразу же зашла. Домой. И, кстати, почему это я не могу жениться? – Дуся вытягивает шею, издалека заглядывая в булькающую кастрюлю.
– Потому что ты – девочка, – я капаю вареньем на блюдечко, и мы какое-то время внимательно смотрим на рубиновую каплю, переливающуюся на белом фаянсе, словно драгоценный камень.
– Из мальчиков получаются мужья. Из девочек – жены. Мальчики берут девочек в жены, то есть, женятся. А девочки – идут к своим будущим мужьям, то есть, выходят замуж, – просвещаю я неразумную, попутно макая палец в чашку со сливовыми пенками.
Потом его облизываю и думаю, что хорошо бы на этом сладком моменте оставить варенье в покое, пойти и завалиться с книжкой на веранде.
– А вот наш Фунт, он почему-то не взял, а – пошел. Как девочка, – задумчиво говорит Евдокия, слизывая с пола оброненную мною пенку.
– Ну, он пошел, а потом, возможно, взял.
– Чего тогда домой не несет то, что взял?
– Наверное, догадывается, что не все будут рады такому подарку – я отключаю варенье и иду в кладовку за банками…
Евдокия растолкала меня среди ночи:
– Жених вернулся. Послушай.
Прислушиваюсь. Со стороны кухни доносятся хруст и чавканье. Потом хлещут воду. Потом – снова чавкают.
Мы с Дусей восстали ото сна, и пошли посмотреть. Все миски, стоящие на полу, пусты. Воды в поилке осталось чуток, на самом донышке. А Фунт – славатеосспади, живой и невредимый – доедает кусок вчерашней булки, завалившийся под стол.
– Женился? – интересуется Дуся.
– Почти, – Фунт проглотил булку, и теперь заглядывает в помойное ведро на предмет съесть еще чего-нибудь.
– Почти – это как? – продолжает допытываться Евдокия.
– Она сказала, чтобы я приходил через неделю.
– Пойдешь?
– Не знаю. Вот если… – Фунтя сыто икнув, ложится на пол и засыпает.
– Если – что? – Дуся тычет ногой спящее тело.
– Если пойду, – говорит тело и всхрапывает.
– Оставь его в покое, – я насыпаю сухой корм в миски, наливаю в поилку воды и мы идем еще раз спать.
– Ну, надо же! – возмущается Евдокия, устраиваясь поудобней на моей подушке. – Три дня шлялся неизвестно где, чтобы почти жениться. Вот если бы я выходила замуж…
– Я тебе выйду. И не думай даже. Домой потом можешь не приходить.
– Почему?
– По кочану – поясняю я тем, кто не в курсе.
Слышно как на кухне снова захрустели и зачавкали. Это жених восстанавливает кислотно-щелочной баланс. Я еще успела подумать «вот если бы я выходила замуж…»
И вышла.
(с) Людмила Старцева