– Евгений Сергеевич, прошу Вас, – Александра Федоровна, не вставая с инвалидного кресла-каталки, сделала приглашающий жест рукой.
– Чем могу служить моей императрице? – доктор почтительно склонился перед собеседницей.
– Ах, оставьте, дорогой Евгений Сергеевич! Была императрица, пока жива была империя. Нет империи – нет императрицы… – она судорожно прикрыла рукой глаза, словно не желая видеть творящейся вокруг мерзости.
Доктор – Евгений Сергеевич Боткин внимательно наблюдал за поведением Александры Федоровны. В отличие от своего супруга, она тяжело перенесла переезд из Петрограда в Тюмень, и далее – в Тобольск.
Во всяком случае, Николай Александрович, в отличие от нее, не выказывал признаков отчаяния. И без того слабое, ее здоровье было еще более подорвано. Не прекращались боли в ногах, участились нервные срывы. Причиной всему – потрясения последнего года…
Доктор поднес ей стакан с водой, но она отвела его руку. Справилась с собой, задышала ровней, успокаиваясь.
– Дело в том, что мои часы остановились, – произнесла она, немало удивив доктора резкой сменой темы разговора. – Меня это беспокоит. Это подарок моей бабушки, королевы Виктории. Часы в золотом корпусе с бриллиантами и со швейцарским механизмом.
– Ничего странного в этом нет, – успокаивающе произнес Боткин. – Часы имеют свойство ломаться. Необходимо починить их, всего лишь. Если Вы не можете обходиться без часов – позвольте предложить Вам мои – подарок Вашего венценосного супруга. «Павел Буре» – в золотом корпусе с изумрудом и дарственной надписью. Можете пользоваться ими, пока Ваши будут в починке.
– Ах, Евгений Сергеевич! Вы не понимаете! Я вполне могу обходиться без часов. Дело в том, что часы не должны стоять! Это плохая примета! Часы должны идти, отсчитывать время! Если они остановились, значит, время вышло!
Она вновь впала в отчаянье:
– Приметы… Только плохие приметы! Почему меня не слушал Ники!? Ведь просила я его не стрелять бродячих кошек! Какой грех! Не слушал, и вот – расплата!
Еще немного – и вновь начнется истерика. Доктор привычно взял со стола стакан с водой, но Александра Федоровна усилием воли вновь взяла себя в руки.
– Евгений Сергеевич, я прошу Вас, – совершенно спокойным голосом продолжила она. – Завтра, в праздник Рождества Богородицы, нам разрешили посетить службу в Благовещенской церкви. Ники разговаривал с комиссаром Панкратовым – начальником охраны. Комиссар разрешит Вам во время службы отлучиться, в сопровождении солдата, разумеется. Рядом с церковью есть лавка по продаже и ремонту часов. Я прошу вас передать мастеру, который будет их чинить, мою просьбу. Он должен справиться с ремонтом, пока идет служба…
*****
Яков Маркович Цеперович, старик лет восьмидесяти, шаркающей походкой, постукивая тросточкой, шел по тротуару к старому зданию, на первом этаже которого размещалась часовая мастерская.
«Когда я родился – мастерская уже была, – размышлял Яков Маркович, – Когда я уйду – мастерская так и будет стоять, но уже без меня. Да. Должна стоять, потому что часы должны идти…»
«Часы должны идти!» – такой рекламный слоган был начертан на окне мастерской, которая без малого век обслуживала жителей города. Горожане с удовольствием несли сюда часы, требующие починки – настенные, настольные, будильники, наручные и реже – выходящие из моды – карманные.
Все знали, что если часы попадут в руки Якова Марковича – то они вновь пойдут и будут долго еще служить хозяину, радуя его точным отсчетом времени.
У входа в мастерскую, прижавшись к двери, нагретой скупым осенним солнцем, сидел котенок. Щуря глаза, он пытался впитать в себя последнее осеннее тепло, которое скоро уже сменит суровый сибирский мороз, выжить на котором такому малышу будет практически невозможно.
Укоризненно покачивая головой, Яков Маркович отпер входную дверь, вздохнул, с трудом нагнувшись, подхватил котенка за впалый животик и втолкнул его внутрь.
– Кошачья шерсть и часовой механизм – несовместимы! – ворчал старый часовщик. – Но для тебя, бедолага, я сделаю исключение. Будешь жить здесь, пока живу я. Потом – посмотрим…
Через год в часовой мастерской, на полке, устроенной специально для него, возлежал серый кот по кличке «Бендикс» и внимал нескончаемым рассказам хозяина:
– Я, Беня, ровесник века. А здесь раньше мой папаша держал часовой магазин «Цеперович и сын». Сын – это я. Всю жизнь возился с механизмами и никогда мне это не надоедало. Но чувствую – приходит мое время…
Передам дело внуку, младшенькому. Есть у него талант, как у меня. Я ведь молодым еще пацаном был, лет семнадцати, а уже считался первейшим мастером. Против мастерской церковь стояла, красивая, ее в пятидесятых снесли.
Так вот, в семнадцатом, папаша по коммерческим делам уехал, я один в заводе остался. Заходит мужчина интеллигентного вида, а за спиной – конвойный с винтовкой. Посмотрел на меня посетитель – не впечатлил я его по причине молодости.
«Ты мастер?» – спрашивает. «Я и есть!» – отвечаю.
«Передаю тебе просьбу императрицы Александры Федоровны, – говорит, – Почини часы, золотые с бриллиантами, пока служба в церкви идет. Если починишь, заплачу сполна».
И подает часики, женские – корсетные.
А мне – что золотые с бриллиантами, что в стальном корпусе – все едино. Главное – механизм. Открыл я часы, механизм посмотрел под увеличительным стеклом. Хороший механизм, анкерный, сейчас таких не делают. А на анкер – ворс намотался, вот и не идут.
В пять минут удалил ворс, продул, смазал, собрал и подаю интеллигенту. Тот послушал – идут. Как он меня благодарил, за то, что быстро все починил:
«Теперь и я службу успею отстоять!» – радуется. Достал из жилетного кармана «Буре» в золоте, с камнем. Подает мне:
«Это тебе, – говорит, – Денег у нас не водится, возьми и помни доктора Боткина, верного врача императорской фамилии! Видит Бог, недолго нам еще… Так хоть часы жить будут».
Перекрестился, вздохнул и с тем ушел…
Кот слышал эту историю много раз. Если бы он умел говорить, то мог бы продолжить историю о том, что часы эти, от греха, были спрятаны в щели за доской.
И когда придет время – можно будет их достать и пустить в дело, на пользу мастерской. Кот мог даже сам достать их из щели, аккуратно зацепив когтями тряпочку, в которую они были аккуратно завернуты…
Однажды Яков Маркович не пришел в мастерскую. Пропал, впервые за долгое время, и навсегда.
Вместо него теперь за рабочим столом сидел его внук, которого тоже звали Яков Маркович. Он так же ласково общался с котом. Поначалу веселый, с годами он становился все озабоченней. Пришел век электронных часов, которые вытесняли механические.
Молодой Яков с усмешкой называл себя «батареечником», потому, что основной работой теперь стала – замена батареек в часах. Но как он оживлялся, когда ему приносили в починку семейные реликвии – настенные «Густав Беккер», каминные «Кинзли» и настоящие хронометры!
В один из дней в мастерскую вошел человек с требованием освободить помещение:
– Здание приватизировано, идет на слом! Здесь будет строиться торговый центр!
Яков Маркович после ухода посетителя остался сидеть с потерянным видом, уставившись в угол мастерской:
– Вот и все, Бендикс, – наконец выдохнул он. – Все кончено. Придется закрыть дело. Помещения у нас не будет, а купить или арендовать – мне не по карману. Дела наши в последнее время шли не очень. Значит, на мне остановится наше фамильное дело…
Кот внимательно посмотрел на хозяина. «Вот и пришло время, о котором говорил старый хозяин», – решил он. Он поднялся, запустил лапу в щель деревянной обивки и вытянул на свет аккуратно завернутые в тряпицу часы…
Яков стоял у стойки старого ювелира, который, задыхаясь от волнения, в десятый раз осматривал часы, держа лупу в трясущихся руках.
– Без сомнений – часы доктора Боткина, с дарственной надписью от царской семьи, – шептал он. – Почему Вы решили избавиться от столь выдающегося раритета? Если выставить их на аукцион…
Услышав причину затруднений мастера, он взмахнул рукой:
– Это помещение Вам подойдет? Тогда, предлагаю оформить сделку!
*****
Дела в новой мастерской налаживались. Люди, понимающие толк в часах, все чаще отдавали предпочтение механическим. Дорожа памятью предков, несли они в мастерскую старые карманные часы, наручные – трофеями привезенные с Великой войны, винтажные советские, снискавшие славу во всем мире.
Бывало, что попадали на восстановление бабушкины настенные, с густым боем. Страничка мастера в интернете изобиловала восторженными отзывами. Часы в работу шли со всех концов страны и даже из-за рубежа.
В мастерской, на полке, лежал и посматривал на посетителей старый Бендикс. А когда посетителей не было – просто смотрел в окно, на котором красками были начертаны сказанные кем-то давно правильные слова: «Часы должны идти!»
(с) Тагир Нурмухаметов
PS:
На фото Roger Dubuis из часовой мастерской Никоновых.
Турбийон – королевское усложнение, которое нивелирует воздействие гравитации на точность хода. Только одному русскому часовщику удалось повторить часы с турбийоном.
В 1829г. Иван Толстой скопировал турбийон, изобретенный Луи Бреге тридцатью годами раньше.