Младенец Иисус, надеюсь, будет в маске.
И завтрашнее утро будет у нас, как 1 января – тихое и удивленное. Время остановится, все замрут, можно будет побродить среди застывших фигур.
Я, как эмигрант, как человек, провалившийся в щель между культурами, считаю эту неделю с 25 до 31 декабря своим личным выигрышем в лотерею.
Россия ещё мечется в судорожных попытках купить, упаковать, нарядить, вручить, повеселиться, а у тебя все уже случилось, ты шагнул на другую сторону.
Ты уже все не успел и никого не поздравил – но оказалось, что это и неважно. Много чего забыл, но жизнь продолжилась.
Иной раз хочется просветленно сказать всем, кто бежит, летит и скачет, стоит в пробках и мечется по Ашану: “Ребята, вы даже не представляете, насколько это все неважно” – но, боже упаси так говорить, боже упаси. Это как старушечье “милаааяя, да вот ещё из-за любви этой убиваться, сколько у тебя этих любовей будет” – всех бесит и к тому же неправда. Потому что каждая любовь болит, как единственная. Та же история и с новым годом. Поэтому я молчу всю эту сумрачную неделю и друзей не дергаю.
В этом году у нас не было рождественских ярмарок.
Ни глинтвейна, ни праздничной толпы, ни маленьких соломенных игрушек, ни аромата корицы и еловых веток. Ни снега.
Что в этом случае остается от Рождества? Чистая метафора.
Идея, что новое может родиться в самый неподходящий момент и в самом странном месте. Даже в холодном хлеву с осликом.
Когда нам кажется, что мы рассыпаемся на осколки.
Когда мы в отчаянии и устали. И упали без сил. Именно в этот момент, из паники и бессилия, из осколков того, что мы есть, мозг творчески собирает нас заново. В какую-то новую мозаику. И он соберет, как миленький.
Покрутит детальки так и этак и приспособит.
Но хорошо бы, конечно, дать ему несколько дней покоя и пару слов подсказки, чтобы он не сложил какую-нибудь фигню.
С Рождеством всех, хорошие мои.