Было время мы с моим другом Петенькой снимали трехкомнатную квартиру у его тетки. В одной комнате жил Петя, в другой – я, а третью мы сдавали. Не знаю почему, но квартиранты у нас постоянно менялись. И когда комната оказалась свободной в очередной раз, мы пустили туда каучсерфера. Это был американец по имени Джон Дэвис – огромный рыжеволосый парень в гигантских Timberland’овских бутсах, немного похожий на молодого Филипа Сеймура Хоффмана.
Весь день он околачивался в музеях и на улицах, а вечером возвращался с пакетами полными готовых обедов, сетуя на отсутствие китайской еды. Мы с Петей научили Джона пить чай и ужинать дома.
В течение дня Джон надиктовывал в телефон незнакомые слова, а вечером спрашивал нас, что они значат. Его интересовали «заморочки», «тягомотина», «…изданутые», «жлобье»… В области же фонетики – его больше всего занимал звук «ы». Он помногу раз просил меня повторять слова с его участием.
– Бутылка, – говорила я.
– Бутилька, – повторял Джон, приводя в движение все артикуляционные ресурсы.
– Тыква, – говорила я.
– Тиква, – повторял он.
Мне нравились наши «уроки». Они словно возвращали меня в детство, в те непаханые знаковые поля, на которых любое произнесенное слово звучит заклинанием.
Русский язык давался Джону не просто.
– Один яйцо – окей, – говорил он. – Два яйца – окей, три, четыре яйца – окей. Но почему пять яИЦ?! У этого языка нет логики! Его невозможно выучить!
-Да нет, Джонни, – возражал Петенька. – Логика есть.
– Ты только что сказал «да нет»?! Поэтому не говори мне о логике! – возмущался Джон. – Почему «коза» и «козёл» – это одно и тоже животное, но «оса» и «осёл» – два разных? Ты говоришь, что мы «сели в метро», но на самом деле, мы всегда там стоим!
– Зачем тебе вообще русский, Джонни? – спрашивали мы с Петей.
Долгое время он уклонялся от ответа, но однажды нам удалось его напоить и он рассказал следующее.
– В Америке у меня есть русская подруга. Мы как будто встречаемся, но я в этом не уверен. Думаю, у меня есть к ней чувства. Но она все время надо мной смеется. По любому случаю.
Когда мы идем на пляж – я мажусь кремом от загара, я беру тент – и это нормально, но она смеется, говорит, что я скучный.
Я объясняю, что я не скучный, у меня просто светлая кожа, поэтому мне нужен крем, понимаете?
А она говорит: – ты не способен ни к чему спонтанному, ты боишься солнца – боишься жизни, всего боишься.
Потом я месяц ее не вижу, и вдруг она звонит и говорит:
– Поехали в Вегас.
Окей. Мы едем на машине в Вегас. Она просится за руль и едет зигзагами, я говорю – сейчас у тебя отберут лицензию, а она смеется – у меня и так ее нет. Понимаете? Она садится за руль без лицензии!
– Это не очень разумно, Джонни, – осторожно сказала я. – Но не критично.
– Окей, мы приезжаем в Вегас. И представляете, ей там не нравится! Я говорю:
– Смотри, какая свобода, делай, что хочешь.
А она говорит:
– Это не свобода, а предохранительная мера, у вас кругом одни штрафы и вот вам построили в пустыне гетто, чтоб вы с ума не посходили от запретов.
Как вам такое?
Но вечером мы все равно идем в казино, и она все проигрывает!
И вдруг говорит:
– Вот теперь мне здесь нравится!
Я говорю:
– Нравится быть без денег в городе развлечений?
– Да, так интереснее, будем зарабатывать.
И она, действительно, начинает петь вместе с другими музыкантами на улице. И голос у нее невероятный! Люди даже останавливались послушать. Она, конечно, мало собрала, но я незаметно добавил своих денег, чтоб ей было приятно. И знаете, что она сделала? Купила мне гитару. Хотя я не умею играть.
Она совсем сумасшедшая. И вовсе не милая. Я зову ее ураган Катрин, потому что ее зовут Катя и она непредсказуемая. Но очень умная и сложная. Как русский язык. Я подумал, что если смогу выучить русский, я смогу ее лучше понять. И потом, нужно выходить из зоны комфорта, ведь так?
Глаза у Джона были очень грустными. Пожалуй, мы впервые видели такого грустного и влюбленного американца. Он глубоко вздохнул и добавил:
– Наверное, у меня к Кате действительно сильное чувство. Но знаете, в ней есть кое-что, что меня очень пугает.
– Что именно тебя пугает? – спросили мы тихо.
– Она живет так, как будто одновременно готова ко всему самому хорошему и самому плохому. Она ждет, что в любой момент с ней может случится что-то чудесное или наоборот, что она может все потерять. Все полностью потерять, понимаете? И от этого ей весело. Не знаю, как объяснить лучше.
– Ты хорошо объяснил, Джонни, – сказали мы.
Джон прожил у нас еще месяц. Русский язык он, конечно, не выучил. Зато Петя научил его играть на гитаре Цоя. Джон сказал, что это будет хороший сюрприз для Кати и уехал от нас очень довольным.
Ольга Елагина